Излагая взгляды любого известного политика, а тем более пыта-ясь анализировать его собственный стиль, проявляющийся как в пись-менных, так и в устных выступлениях и заявлениях,  никогда не сле-дует забывать о том,  что, как правило, создание всякого рода пуб-лицистичесих документов такими людьми преследует опеределенные це-ли, а не достижение художественной ценности. Кроме того, чем более высокое кресло занимает такой "публицист”, тем большее число людей в  конечном  итоге подключается к созданию биографических и публи-цистических материалов,  и тем грамотнее сказывается в этих произ-ведениях работа имиджмейкеров.

Все вышесказанное вдвойне верно  по  отношению  к  Президенту России Борису Николаевичу Ельцину.  Поэтому скорее имеет смысл об-ращаться к его ранним работам,  таким как автобиографическая и ра-зошедшаяся  по  всему  миру огромным тиражом "Исповедь на заданную тему”, написаннная в 1990 году,  когда Ельцин находился на  гребне своей популярности: все опросы общественного мнения давали пример-но одну и ту же картину - к примеру,  журнал "Собеседник”, на воп-рос "Какому  политику  Вы  доверяете больше всего?” приводил такое распределение: Ельцин - 1420 голосов,  ныне позабытый Собчак  -350 голосов, Гавриил Попов,  известность которого давно перекрыта сла-вой Лужкова - 215 голосов,  а замыкал список теряющий популярность Михаил Горбачев  -  115  голосов (причем 1535 респондентов назвали его самым разочаровавшим политиком).

Конечно же, эта книга также преследовала основную цель любого крупного демократического деятеля - поддержание собственной  попу-лярности в ответственный момент конкуренции за выборный пост.  Вы-ход "Исповеди на заданную тему” приурочен к изматывающей борьбе за пост председателя  российского  Верховного Совета через последова-тельные стадии выборов во всесоюзные народные  депутаты,  потом  в союзный Верховный Совет,  а потом и в Верховный Совет России.

Ельцин - политический деятель харизматического  типа  (подобно Фиделю Кастро на Кубе),  к тому же склонный сохранять власть любой ценой, известный  своими  популистскими  действиями.  Поэтому   не странно, что  в этой книге он старается подать себя как выходца из народа, откровенно противопоставляя свою автобиографию "бунтаря  и революционера” сухим жизнеописаниям советских партократов.

Родившийся в 1931 году в маленьком уральском селе Бутка в 250 километрах к востоку от Свердловска и проживший десять лет в захолустном городишке  Березники Ельцин о своем детстве и юности пишет многословно, описывая свою жизнь в "длинном,  дощатом, продуваемом насвозь бараке калийног комбината,  про одну сторону - общий коридор, по другую - до двадцати небольших комнатушек, в каждой из которых ютилась целая семья”,  рассказывая, как работал на приработках,  уезжая с матерью летом в ближайший колхоз и заготавливая сено,  как они купили козу,  которая своим жирным молоком спасала их от голода во время войны,  как отец регулярно порол его вплоть  до пятнадцатилетия,  называя это воспитанием. Длинные пассажи о тяжелом детстве находили свой отклик в сердцах людей с подобной  судьбой (а кто из простых россиян не найдет в своей биографии столь же трудных моментов?),  уставших от бесконечной болтовни партократов, бесконечно далеких от народа.

Однако, предусмотрительный Ельцин все же не пишет о том, по-чему состоялся переезд семьи в Березники, оторвавший их от привыч-ного крестьянстования. Дело в том, что в 1935 году родной брат его отца был  арестован  по ложному обвинению как саботажник и осужден на длительный срок принудительных работ с отправкой в те самые Бе-резники, куда вслед за ним и переехала  семья  маленького  Бориса.  Все же в начале 1990 года, еще до августовского путча, старые свя-зи с коммунистами еще не были полностью порваны, не было известно, как будут развиваться события, и для обнародования таких порочащих правоверного коммуниста фактов семейной истории еще не пришло вре-мя. Кроме того, в умонастроениях людей старшего поколения (что яв-но показали последние выборы в Думу) оставалось сильна вера в  то, что коммунистический  путь развития - единственно верный,  так как уровень жизни граждан России начал неумолимо снижаться. Поэтому не стоило терять  голоса  старшего  поколения,  не  изменившего своим взглядам. Из тех же соображений он не забывает  упомянуть  о  том, как конспектировал в школьные годы ленинские произведения.

Он много пишет о годах своего обучения в неотягщенном идеологической нагрузкой ВУЗе - строительном факультете Уральского политехнического института, о своих занятиях волейболом, подробно описывая, как,  заболев ангиной и получив ревматическое осложнение на сердце, заставлял свой организм вернуться к ритму спортивной игры, подчеркивая свою  работоспособность  -  качество,  необходимое для крупного руководителя,  свое крепкое здоровье,  свою противополож-ность дряхлым Генеральным Секретарям прошлого.

По окончании института Ельцин поставил себе цель - за год ос-воить 12 строительных профессиий,  чтобы "чувствовать себя  вправе компетентно и требовательно руководить стройкой и людьми”.  В опи-саниях своей работы на многочисленных строительных должностях Ель-цин  всегда  подчеркивает свою огромный трудовой напор и организа-торские способности,  вообще вся первая часть  книги  воспоминаний выставляет Ельцина в очень выгодном свете именно перед стреднеста-тистическим избирателем образца 1990  года  -  рабочим  человеком, консервативным  в  личной  жизни,  но уставшим от коммунистической идеологии в общественной.

В книге о себе Ельцин как-то обошелся без личной жизни. В его мемуарах жена и две дочери отдельно, личностно, не обнаруживаются, он пытается настигнуть памятью моменты ранних лет его брака,  рож-дение дочерей,  но описания его работы на стройках выглядят значи-тельно ярче,  чем портреты близких. Он показывает их сквозь мелод-раматический флер расхожего представления о  семейном  счастье.  В этом  проявляется  его  индифферентное  отношение к индивидуальной судьбе.

Перейдя, по  казенному  выражению самого Ельцина,  "с хозяйственной на партийную работу”, он в течение девяти лет оставался на посту первого секретаря Свердловского обкома.  Установленные им  с самого начала служебные отношения с обкомовскими партаппаратчиками описываются скорее как авторитарные,  а не демократические. Поста-вивший чуть  ли  не основным пунктом своей оппозиционной программы отмену элитарности в обществе,  он описывает как  "ликвидировал  в Свердловске все  спецмагазины и спецпайки.  Спецбольница,  правда, еще оставалась,  но там лечились и  пенсионеры,  ветераны  партии.  Подходили уже к тому, что надо и от этого отказываться”.

Вообще-то по своему индивидуальному типу Ельцин скорее диало-гист, в отличие от монологиста Горбачева, вопросы-ответы - его из-любленный жанр того времени.  Поэтому он подробно  описывает  свое "личное нововведение” - регулярные встречи с народом, устраивавши-еся по инициативе самого Ельцина.  Именно в  них  выработался  тот спонтанный, динамичный стиль неформального общения с массами,  ко-торый через несколько лет так поразил московскую аудиторию, позво-лив сформировать образ харизматичного лидера.

Горбачев сам вызвал Ельцина из Свердловска и дал  ему  высший московский партийный пост.  Вступив в новую должность, он стал ездить в общественном транспорте,  неожиданно появлялся на предприятиях и в магазинах,  устраивал многочасовые пресс-конференции, отвечая на сотни вопросов.  Ответы были откровенными, неподготовленными и  наивными  - их широко обсуждали,  над некоторыми посмеивались. Как-то у него спросили о режиме дня,  и он ответил: "Работаю с 6 утра до 12 ночи.  Сплю 4 часа.  С 6 до 8 утра - работа над со6бой.” Над этой "работой над собой” москвичи-интеллигенты еще долго потешались. Провинциализма своего он не скрывал,  скоре, выставлял напоказ, бравировал им,  рисовался.  Сквозь его простоту  сквозило лукавство. Откровенность,  открытость,  прямота были не хитростью, но стилем,  а может быть и тактикой,  кто знает. В Москве появился совершенно новый человек,  среди кремлевских коолег, да и аппарат-чиков рангом пониже,  Ельцин выглядел белой вороной,  но  это  его как-то не  очень  и  волновало - если он и делал карьеру,  то не в партийный кулуарах,  но на московских улицах,  за что и был вскоре обвинен в популизме.  Обвинение было вполне справедливым, но выиг-рыш от этой тактики - огромным.  В настоящее время за ним  след  в след идет  Юрий Лужков,  воплощающий в жизнь тот же образ знающего все обо всех подведомственных раскладах хозяина.

Выступая перед московскими пропагандистами весной  1986  года на напоминание  о том,  что через три года придется отчитываться и отвечать за те авансы,  которые он надавал,  он отвечает открыто и прямо: "Я  к  этому  готовлюсь и намерен эти годы полностью отдать борьбе”.

Никаких трех лет в запасе у Ельцина не было, а было только 18 месяцев, по истечении которых он из всесильного,  самоуверенного и напористого хозяина столицы превратился в отверженного аутсайдера.

Однако все это время он посвятил работе над собственным имиджем  и повышению популярности.  Отвечая  на  тысяячи  вопросов - на одной только встрече в Доме политпросвещения Ельцин ответил  на  триста, он не только оттачивал свое красноречие,  но еще и непрерывно "уп-ражнялся в демократии,  потому что не уходил ни от одного вопроса, каким бы трудным и оскорбительным для него он ни был.  Разумеется, в давних его ответах легко обнаружить  рудименты  коммунистической ортодоксии, партийной  демагогии  и  административного  активизма, пропагандистские штампы, устаревшие лозунги, ено впоследствии, уже после известного скандального пленума, он коренным образом изменил традиционную партийно-политическую лексику,  и в его речах замель-кали такие крамольные слова,  как "оппозиция”,  "раскол”,  "плюра-лизм”, "многопартийная система”, "партийное инакомыслие”, "тотали-тарный социализм”,  "фракционная борьба” и слово-табу, от которого шарахалась партийная номенклатура - "департизация”.

В этом,  собственно, и состоит так называемый феномен Ельцина

·        в полной мере обладая политической интуицией, он понял, что пра-вила игры изменились,  что коммунистическое  государство  насквозь прогнило и трещит по швам,  а Горбачев продолжает вести свои кремлевские игры,  и из реформатора превращается в  ретрограда.  Поняв все это,  Ельцин и начал соответственно действовать.  В результате он коренным образом и необратимо изменил политическую раскладку  в стране.

Однако вернемся к событиям 21 октября - 18 ноября 1987  года, когда произошел беспрецедентный бунт Ельцина,  который явился полной неожиданностью для  обитателей  партийного  Олимпа.  Различные версии текста его речи на октябрьском пленуме широко публиковались как в российском самиздате,  так и ведущих изданиях западной прес-сы, таких как "U.S.News and World Report” и "Observer”. Стенограм-ма была  опубликована в "Известиях ЦК КПСС” только весной 1989 го-да, и когда Ельцин впервые прочел  свое  экспромтное  выступление, то, как сам он пишет в воспоминаниях, очень сильно удивился - тог-да, на пленуме,  ему казалось, что он выступал гораздо ярче и ост-рее. Неоднократно высказывалось мнение,  что публикаторы причесали его выступление,  опустив личные выпады и смягчив отдельные форму-лировки. Сейчас этого уже невозможно проверить. Засекречивание ре-чи Ельцина немало способствовало мифологизации  образа,  и  в  ка-кой-то степени сыграло ему на руку.

Но партийный этикет требовал от жертвы еще и покаяния,  выта-щенный из больницы (где он находился с сердечным приступом на фоне нервного истощения),  затравленный и деморализованный Ельцин  смог произнести свое  оправдание только нечто бессвязное и маловразуми-тельное. Телезрители,  смотревшие  трансляцию  этого  выступления, могли видеть  одутловатое,  отекшее  лицо,  слышать глухой голос и прерывистую речь - он часто останавливался,  чтобы перевести дыха-ние. Говорил рассеянно, терял мысль, путался, перескакивая с одно-го на другое.

Вот объяснение самого Ельцина, которое не кажется исчерпываюшим: "Я был очень тяжело болен и прикован к постели. Мне было приказано через полтора часа быть на пленуме.  Что в меня вливали,  я не знаю до сих пор.  Но,  говоря откровенно,  я был просто "отключен” (...)  Физически я не был в состоянии бороться.”

После этого партийного аутодафе Ельцин был снят со всех  постов и отправлен на тихую,  бюрократическую работу в Госстрой, где, однако, при нормальной продолжительности рабочего  дня  и  относи-тельно бесскандальной жизни,  он смог восстановить свое здоровье и работоспособность, и  через какое-то время вновь начать подъем как политик. Первым после публичной экзекуции  его  выступлением  была речь со  "взятой  штурмом” трибуны на XIX Всесоюзной Партконференции, которое было необычайно смелым,  радикальным.  Собственно,  к тому времени Ельцину уже нечего было терять, а выигрыш мог бы быть огромен. Его выступление было резко антиноменклатурным. Однако, по настоящему сенсационным оно стало благодаря его последним фразам - несомненно, Ельцин продумал все заранее,  до мелочей, это было по-добно театральной постановке,  он просто вынудил аудиторию предос-тавить ему дополнительное время для просьбы о  своей  политической реабилитации, в которой ему было отказано. Обращаясь с этой прось-бой, Ельцин реально ни на какую реабилитацию  не  рассчитывал,  он оправдывался не за мнимые грехи,  а за свое постыдное покаяние. Но апеллировал он не к народным массам,  а все еще к партийной  арис-тократии.

Однако уже через полгода после этого выступления он стал открыто задирать Горбачева в своих пресс-конференциях. На данном этапе он больше рисковал,  чем выигрывал - все дальнейшие препоны  на пути Ельцина  были  связаны именно с этим преждевременным вызовом. Во время выборов народных депутатов,  на которые  была  выставлена кандидатура Ельцина,  и не где-нибудь,  а в Москве, Ельцин проявил себя  как  истинно народный вождь - в противовес Горбачеву,  вождю номенклатурному. Он много выступал, и чем больше совершалось напа-док  на  него,  тем больше появлялось сторонников.  Ажиотаж вокруг кандидатуры Ельцина достиг своего апогея - любое обвинение  отска-кивало от него как от стенки горох. Публика была настолько экзаль-тирована, что не позволяла на предвыборных митингах никакой крити-ки в адрес своего любимца.

Но времена меняются!  Прошло всего шесть лет, и на последних президентских выборах  Ельцин  уже  не смог повторить свой прежний бешеный успех, хотя и был избран.