Арест Бусалова тщательно скрывался. Даже позднее, в 1966 году, когда в журнале "Хирургия" было напечатано сообщение о его смерти, период работы профессора в Ярославле датировался 1948 – 1953 годами, хотя после реабилитации Бусалов в Ярославль не вернулся.
Его отсутствие на праздновании юбилея мединститута вызвало удивление одной из его учениц, с которой мне довелось беседовать. Она говорит, что, несмотря на то, что знала о нахождении Бусалова в Москве, никак не связала это с прошедшим недавно "делом врачей". У нее не могла возникнуть даже мысль об этом. Она дает профессору очень хорошую характеристику: кристально честный, терпеливый, добрый, профессионал в своем деле, Бусалов был кумиром студентов. Эта оценка подтверждена и ассистенткой профессора. Если бы они знали о возведенных на учителя обвинения, это вызвало бы у них негодование, аналогичное тому, какое вызвали мои слова о том, что профессор в 1952 году был привлечен к ответственности как шпион и убийца.
Таким образом, становится понятно, почему арест Бусалова замолчали, – он мог вызвать протест ярославских студентов, не "разогретых", в отличие от московских, пропагандой. Вслед за ними в виновности профессора, а может, и в справедливости всего "дела врачей", могло усомниться все общество. А так люди даже не попытались связать события своей жизни с какими-то политическими потрясениями.
Большинство опрашиваемых узнавали о процессе из сообщений СМИ. Они были почти одинаковые, полные ненависти к "врачам-убийцам, извергам человеческого рода". Газета "Медицинский работник" не отстала ото всех остальных. Она немного внимания уделяла фактам, куда больше места отводилось эпитетам, например: "чудовищные злодеяния этих извергов, этих выродков и предателей <*** > шпионы, отравители, убийцы,<*** > наемные палачи".
Однако в ходе бесед с очевидцами выясняется: буйствовала только пресса. Вот их слова: "Было очень много работы, следить за политикой было некогда", "Мы были задавлены проблемами", "Это происходило где-то далеко, не с нами, нас не касалось". Лучше всех фраз говорит и то, что подавляющее большинство опрашиваемых далеко не сразу вспомнили о существовании такого процесса.
Равнодушие – вот каким словом лучше всего характеризуется отношение ярославцев к "делу врачей" и судьбе обвиняемых медиков. Тогда напрашивается вопрос: почему тот же самый процесс так всколыхнул московские массы?
Чтобы на него ответить, надо представить себе, что же происходило в Москве в описываемый период. Основными составляющими правительственного курса были: борьба с космополитизмом, "низкопоклонством перед Западом".
Первая из них включала нагнетание отрицательного отношения к евреям. Был инсценирован наезд автомобиля на артиста Михоэлса, который затем был обвинен чуть ли не во всех смертных грехах, почти в полном составе расстрелян Еврейский Антифашистский Комитет (именно евреи стали "козлами отпущения" в "деле врачей"). "Низкопоклонство перед Западом" заключалось, в первую очередь, в чтении иностранной литературы, в том числе научной. Это тоже можно рассматривать как своего рода "подготовку платформы" для процесса: если врач изучает достижения зарубежных медиков, значит, он связан с Западом, значит, он шпион.
Поэтому, когда 13 января 1953 года появляется статья в "Правде", москвичи приняли буквально каждое слово. Более того – они ощутили реальную опасность для себя попасть на прием к "врачу-убийце". Ведь, если "Джойнт" смогла привлечь на свою сторону, подкупить кремлевских медиков, то в ее сети точно так же могли попасться простые врачи. Москвичи испугались. Отсюда и демонстрации с требованиями жестокого наказания для всех обвиняемых.
В Ярославле же аналогии московской пропаганде фактически не было. На фоне процесса Еврейского Антифашистского Комитета статья некоего Б.Данилова, содержащая обвинение преподавателей мединститута в неинтересности преподавания философии марксизма, выглядит более чем невинно. Да и московские врачи были далеко от Ярославля, что исключало возможность для ярославцев погибнуть от их руки.
Итак, равнодушие. А могла ли быть иная реакция?
Опрос показывает, что людям предъявленные медикам обвинения в шпионстве абсурдными вовсе не показались. "Мы тогда точно знали", - говорит одна из опрошенных, - "наш (отец, муж, сын, брат, мать и т.д.) невиновен, про остальных же не имели никакой информации. Нас поставили перед фактом и мы приняли его на веру". "Как мы могли судить о справедливости", - соглашается другой, - "если нам сообщали только то, что считали нужным?".
Хрущев в 1956 году скажет в своем известном докладе: "Дело было поставлено так, что никто не имел возможности проверить факты, на основании которых ведется следствие, т.к. контакт с людьми, которые давали эти показания, был невозможен". Эта правительственная логика хорошо просматривается и в случае с Бусаловым. Даже после реабилитации, когда он жил в Москве, звонить и писать в Ярославль ему не разрешали.
Люди поверили сообщениям СМИ, посчитав, что "дыма без огня не бывает"". Но в озлобление это вылиться не могло. "Проблемы слишком многих людей общество не интересуют", - сказал один из очевидцев.
Кроме того, культ личности Сталина, насаждавшийся в обществе, несомненно, играл свою роль в оценке людьми правительственных сообщений. Вождю верили. Эту веру не могли поколебать даже многочисленные репрессии. "Нам никогда не приходило в голову возлагать на Сталина ответственность за жизни наших близких", - сообщает одна из опрошенных. Думали: вождь занят, не может за всем следить, это его помощники виноваты. Когда Сталин узнает – он разберется и накажет виновных. А если он пока этого не делает, то и сомневаться в справедливости наказаний оснований нет.
Только одного очевидца заинтересовала медицинская сторона дела. Он говорит о том, что диагнозы в Кремлевской больнице ставились консилиумом врачей, досконально знавших свое дело. И утверждать, что рядовая медсестра, снимающая ЭКГ, знает больше их всех, не приходится. Он отмечает, что диагноз "инфаркт миокарда" ставился в то время крайне редко. А в оценке роли Л.Тимашук те, кто вообще про нее слышал, удивительно единодушны. Они все говорят о ней как об информаторе МГБ, причем некоторые считают, что такая должность была в сталинскую эпоху в порядке вещей.