Царь лакедемонян из рода Агидов, правивший в 235--221 гг. до Р.Х. Род.
ок. 260 г. до Р.Х. Умер 219 г. до Р.Х. Сын Леонида II.
После казни Агиса IV, Леонид II увел его жену Агиаду из дома убитого
вместе с новорожденным ребенком и выдал ее за своего сына Клеомена. Правда,
Клеомену не пришла еще пора жениться, однако отдать ее другому Леонид не
хотел: она должна была унаследовать благосостояние своего отца Гилиппа, по
красоте же не знала себе равных среди гречанок, обладая, вдобавок, нравом
кротким и добрым. Как передают, она молила избавить ее от этого
насильственного брака, но все напрасно. Соединившись с Клеоменом, она
сохранила ненависть к Леониду, но женой была замечательной, горячо
привязанной к молодому мужу, который с первого же дня страстно ее полюбил и
даже относился с сочувствием к ее полным нежности воспоминаниям об Агисе,
нередко расспрашивал обо всем происшедшем и внимательно слушал рассказы
Агиады о намерениях и образе мыслей ее первого супруга.
Клеомен был и честолюбив, и благороден, и не менее Агиса силен по
натуре, воздержанности и простоте, но мягкости и крайней осторожности Агиса
в нем не было -- напротив, в душе его как бы сидело острие, подавлявшее
волю, и он неудержимо рвался к цели, которая однажды представилась ему
прекрасной.
Тогдашнее положение города ничуть не радовало: горожане вконец
изнежились от праздности и забав, царь ко всему относился с полным
равнодушием -- лишь бы никто не мешал ему жить в богатстве и роскоши,
государственные же дела были в пренебрежении, ибо каждый думал лишь о
собственной выгоде. О скромности и регулярных упражнениях молодежи, о
выдержке и равенстве -- обо всем этом теперь, после гибели Агиса,
небезопасно было даже вспоминать.
Когда после смерти Леонида Клеомен вступил на царство, он убедился, что
государство вконец обессилило, -- богачи, поглощенные заботой о собственных
удовольствиях и наживе, пренебрегали общественными делами, а народ, страдая
от нужды, неохотно шел на войну, и даже не обременял себя воспитанием детей,
а сам он царствовал только по названию, поскольку власть целиком принадлежит
эфорам. Клеомен немедленно проникся решимостью все это переменить. Он
считал, что переворот легче произвести во время войны, чем в мирную пору, а
потому столкнул Спарту с ахейцами, поведение которых неоднократно давало
повод для жалоб и упреков. Арат, наиболее сильный и деятельный человек среди
ахейцев, с самого начала думал соединить всех пелопоннесцев в один союз,
поскольку полагал, что только тогда Пелопоннес станет неприступным для
врагов извне. Почти все города уже были в числе союзников, оставался только
Лакедемон, Элида, да часть аркадян, находившихся в зависимости от Спарты, и
сразу после смерти Леонида Арат принялся тревожить аркадян, разоряя главным
образом земли, пограничные с ахейскими -- он хотел поглядеть, как ответят на
это лакедемоняне, и вместе с тем выказать пренебрежение к молодому и
неискушенному в войне Клеомену. Арат, однако, сильно ошибся в этом юноше. В
227 г. до Р.Х. Клеомен разбил ахейцев при Ликее. В ответ Арат взял Мантинею.
Лакедемоняне пали духом и стали требовать, чтобы Клеомен прекратил войну. Но
он все же отправился в поход и нанес ахейцам новое поражение у Мегалополя.
После этой победы Клеомен возгордился уже не на шутку и, в твердой
уверенности, что легко одолеет ахейцев, если поведет войну по собственному
усмотрению, стал убеждать своего отчима Ме-гистонея, что пора избавиться от
эфоров, сделать могущество граждан общим достоянием и с помощью равенства
возродить Спарту, вернуть ей верховное владычество над Грецией. Мегистоней
согласился с ним, и царь склонил на свою сторону еще двух или трех друзей.
Затем, отправившись в новый поход в Аркадию, Клеомен оставил войско под
Мантинеей, а сам с наемниками двинулся к Спарте. Вперед себя он послал трех
мофа-ков -- товарищей детства, и они, внезапно напав на эфоров в трапезной,
убили четверых из них.
Наутро Клеомен объявил имена восьмидесяти граждан, которым надлежало
покинуть Спарту, и распорядился убрать все кресла эфоров, кроме одного, где
намерен был сидеть, занимаясь делами, он сам. Затем он созвал собрание и
постарался оправдать перед народом свои действия. При этом Клеомен ссылался
на древние законы Ликурга, в которых ничего не говорилось об эфорах, обещал
совершить передел земли и пополнить число граждан за счет иноземцев, чтобы
усилить войско. После этой речи Клеомен первым делом отдал свое состояние в
общее пользование; вслед за царем то же самое сделал его отчим Мегистоней и
каждый из друзей, а затем остальные граждане. Земля была переделена заново.
Клеомен отвел наделы и каждому изгнаннику, пообещав вернуть всех до
последнего, когда в государстве восстановится спокойствие. Пополнив число
граждан самыми достойными из периэков, он создал четырехтысячный отряд
тяжелой пехоты, научил этих воинов биться вместо копья сариссой, держа ее
обеими руками.
Затем он обратился к воспитанию, и в скором времени мальчики и юноши
усвоили надлежащий порядок телесных упражнений и общих трапез, причем
насилие оказалось потребным лишь в немногих случаях, большинство же быстро и
охотно свыклось с простым, истинно лаконским образом жизни. Затем, чтобы
избежать обвинение в "единовластии", Клеомен отдал второй престол своему
брату Эвклиду.
Клеомен старался быть во всем наставником для своих подданных. Он
одевался очень просто, начисто лишен был чванства и высокомерия. Со всеми,
кто имел к нему дело, он разговаривал мягко и приветливо. За обедом он был
приятным собеседником, а шутки его отличались мягкостью и точностью. Обаяние
Клеомена в немалой степени способствовало его политическим успехам. Первыми,
кто обратился к нему за помощью, стали в 226 г. до Р.Х. мантинейцы. Ночью
они незаметно открыли ему ворота и, прогнав с его помощью ахейский
караульный отряд, отдались под власть Спарты. Клеомен вернул им их прежние
законы и государственное устройство.
В 225 г. до Р.Х. Клеомен вторгся в саму Ахайю и разбил ахейцев под
Гекатомбеей. Ахейцы были настолько удручены неудачами, что готовы были
признать над собой главенство Спарты. К несчастью, Клеомен заболел и не смог
прибыть на союзное собрание в Лерну. И тогда дело эллинского объединения
погублено было Аратом. В самом деле, Арат не мог примириться с тем, что в
деле, которому он посвятил всю свою жизнь, все лавры заберет себе молодой
Клеомен. Поэтому он решился на шаг в высшей мере сомнительный и
двусмысленный: чтобы смирить спартанцев, он решил пригласить на помощь
македонцев, от власти которых он прежде освободил Пелопоннес. Он завязал
переговоры с Антигоном III Досоном, и когда ахейцы снова сошлись на
собрание, готовые, как уже говорилось, признать Клеомена главою нового
союза, Арат стал требовать у Клеомена 300 заложников. Клеомен, оскорбленный
недоверием, прервал переговоры и отправил к ахейцам вестника с объявлением
войны. Короткое время спустя он захватил Пеллену, Фенест и Панте-лий, а в
следующем году овладел Аргосом. Случилось это во время Немейских игр, когда
в Аргосе собралось множество народа. Лакедемоняне ночью подступили к
городским стенам и захватили Аспиду -- неприступную позицию на круче над
самым театром. Ахейцы пришли в такой ужас, что никто не подумал о защите, --
напротив, граждане беспрекословно приняли спартанский отряд, выдали 20
заложников и стали союзниками лакедемонян, предоставив верховное главенство
Клеомену.
Эта удача немало прибавила к славе и силе Клеомена. Все дивились его
проворству и глубокой проницательности, и те, кто прежде посмеивался над
ним, теперь были твердо убеждены, что спартанцы ему одному обязаны
переменою, которая с ними свершилась. Ведь до него они влачили жалкое
существование и совершенно не способны были защитить себя.
Сразу после взятия Аргоса к Клеомену присоединились Клеоны и Флиун, а
жители Коринфа едва не схватили Арата, чтобы выдать его лакедемонянам. Арату
удалось бежать, а Клеомен в 223 г. до Р.Х. вступил в Коринф, заняв по пути
Трезену, Эпидавр и Гермиону. Но в Акрокоринфе оставался ахейский гарнизон.
Не надеясь более удержать эту важную крепость за собой, Арат убедил
союзников впустить внутрь македонский караульный отряд.
Антигон III давно уже с беспокойством смотрел, как возрастает
могущество лакедемонян, и не заставил себя долго ждать. С большим войском он
явился в Греции. Клеомен хотел встретить македонцев на склоне Ония, где
позиция не позволяла врагу использовать фалангу. Антигон оказался в очень
затруднительном положении, но, к счастью, для него в тылу у Клео-мена
восстали аргосцы (недовольные тем, что Клеомен не отменил долгов). Клеомен
встревожился, так как враги, овладев Аргосом, могли отрезать ему путь назад,
а сами беспрепятственно вторгнуться Лаконику, и увел свое войско от Коринфа.
Антигон немедленно вступил в Коринф и поставил здесь караульный отряд.
Клеомен подступил к Аргосу и почти уже взял город, но, завидев войско
Антигона, которое также спешило к городу, вынужден был очистить Арголиду.
После того как македонцы вступили в Пелопоннес, большая часть союзников
оставила лакедемонян.
К довершению несчастий, царю сообщили о смерти его супруги, которую он
горячо и страстно любил. Тревожное положение дел не позволило Клеомену
отдаться своей скорби. Антигон овладел Аркадией и готовился вторгнуться в
пределы Лаконики. Клеомен объявил, что освободит всех илотов, которые внесут
за себя пять мин выкупа. Таких набралось 6000 человек. На собранные таким
образом 500 талантов Клеомен вооружил 2000 гоплитов и в 222 г. до Р.Х.
внезапно напал на Мегалополь. Жители его бежали в Мессению. Клеомен
предлагал гражданам вернуть их город обратно при условии, что они выйдут из
ахейского союза. Но мегалопольцы в этот трудный момент сохранили верность
ахейцам и ответили отказом. Когда об этом донесли Клеомену, он в ярости
велел разрушить все, что возможно, и отступил обратно в Спарту. Зимой он
напал на Арголиду и разорил ее, несмотря на то, что сам Антигон находился в
Аргосе.
Но несмотря на все эти дерзкие предприятия, общий ход войны был
неудачен для Клеомена. Лишившись всех союзников, он начал испытывать
жестокую нужду в деньгах, так что едва уже способен был платить жалованье
наемникам и давать содержание гражданам. В этих обстоятельствах он все
надежды должен был возложить на удачу в бою и принужден был решиться на
генеральное сражение (Плутарх: "Клеомен"; 1--27). Не без основания
предполагая, что Антигон вторгнется в Лаконику у Се-лассии, он расположил
здесь все свое войско. Осмотрев позицию, Клеомен постарался по возможности
укрепить ее. Дорога на Спарту шла между двух холмов Эвои и Олимпа. Клеомен
велел оградить оба холма рвами и валами. На Эвое выстроены были периэки и
союзники. Начальником над ними был второй царь Эвклид. Сам Клеомен с
лакедемонянами и наемниками занял Олимп. На равнине вдоль реки Ойнунта по
обе стороны дороги он поставил конницу с небольшим отрядом наемников. Начав
наступление по всему фронту, Антигон сравнительно быстро овладел Евоей.
Вслед за тем ахейская конница стала теснить конницу лакедемонян на равнине.
Клеомен оказался перед угрозой окружения и вынужден был срыть передовые
укрепления и повести свое войско прямо против неприятеля. Антигон, имевший
значительный численный перевес, выстроил своих воинов в двойную фалангу.
Благодаря этому македонцы оказались победителями в жестоком бою (Полибий: 2;
65--69). Передают, что наемников погибло очень много, а спартанцы пали почти
все -- из 6000 уцелело лишь 200 человек.
Добравшись до города Спарты, Клеомен дал совет гражданам, которые вышли
ему навстречу, открыть ворота Антигону. Затем он пошел к себе домой. Когда
молодая рабыня, с которой он жил после смерти жены, подошла и хотела за ним
поухаживать, он отказался от воды. Не снимая панциря, он некоторое время
размышлял о том, что делать дальше, а затем вместе с друзьями отправился в
Гифий. Там они сели на корабли, заранее приготовленные на этот случай, и
вышли в море.
Из Киферы Клеомен отправился на Эгилию, а оттуда приплыл в Африку.
Царские посланцы доставили его в Александрию. При первом свидании Птолемей
III встретил его любезно, но сдержанно, как всякого другого; когда же он дал
убедительные доказательства своего ума, обнаружил себя человеком
рассудительным, способным в повседневном общении соединить спартанскую
простоту с благородной учтивостью, когда он, ни в чем не роняя высокого
своего достоинства, не склоняясь перед судьбой, очень скоро стал внушать
большее доверие к себе, чем угодливо поддакивающие льстецы, Птолемей от души
раскаялся, что бросил его в беде и отдал в жертву Антигону, стяжавшему своей
победой и громкую славу, и грозное могущество. Почестями и лаской стараясь
ободрить Клеомена, Птолемей обещал снабдить его деньгами и судами и
отправить в Грецию, где он смог бы вернуть себе царство. Он назначил
Клеомену и содержание по 24 таланта в год. Однако царь с друзьями жил очень
просто и воздержанно и основную часть этих денег тратил на щедрую помощь
тем, кто бежал из Греции в Египет.
Но старый Птолемей умер, не успев исполнить своего обещания и послать
Клеомена в Грецию. Новое царствование началось с беспробудного пьянства,
разврата и владычества женщин, так что о Клеомене забыли. Сам молодой
Птолемей IV был до такой степени испорчен распутством и вином, что в часы
величайшей трезвости и особенно серьезного расположения духа справлял
таинства и с там-паном в руке обходил дворец, собирая подаяния для богини, а
делами первостепенной важности заправляла царская любовница Агафоклея и ее
мать Энанта, содержательница притона. Вначале, впрочем, казалось, что
какая-то нужда в Клеомене есть: боясь своего брата Мага, который благодаря
матери пользовался сильной поддержкой войска, и замышляя его убить, Птолемей
хотел опереться на Клеомена и пригласил его на свои тайные совещания. Все
остальные убеждали царя исполнить свой замысел, и только Кле-омен
отговаривал его, сказав, что скорее, если бы только это было возможно,
следовало бы возрастить для царя побольше братьев -- ради надежности и
прочности власти. Сосибий, самый влиятельный из друзей царя, возразил, что,
пока Маг жив, им нельзя полагаться на наемников, но Клеомен уверял, что об
этом тревожиться нечего; ведь среди наемных солдат больше трех тысяч --
пелопоннесцы, которые ему вполне преданы, и, стоит ему только кивнуть,
немедленно явятся с оружием в руках. Эти слова создали тогда и твердую веру
в доброжелательство Клеомена, и высокое мнение об его силе, но впоследствии,
когда Птолемей, сознавая свою беспомощность, сделался еще трусливее,
придворные стали взирать на Клеомена со страхом, вспоминая о его влиянии
среди наемников, и часто можно было услышать, что это, дескать, лев,
поселившийся среди овец.
Клеомен уже отказался от надежды получить суда и войско. Но вскоре он
узнал, что Антигон умер, что ахейцы начали войну с этолийцами и что
обстоятельства требуют его возвращения, ибо весь Пелопоннес охвачен
волнениями и раздором. Антигон стал просить отправить его одного с друзьями,
но никто не откликнулся на его просьбы. Царь вообще не принял его и не
выслушал -- отдавал все свое время женщинам, попойкам и празднествам, а
Сосибий, ведавший и распоряжавшийся всем, считал, что Клеомен, если его
удерживать против воли, будет в своей строптивости опасен, но не решался и
отпустить этого человека, такого дерзкого и предприимчивого, в особенности,
после того, как он собственными глазами видел все язвы египетского царства.
Сосибий внушил царю, что Клеомен хочет поднять в Александрии мятеж
наемников, и Птолемей распорядился, не лишая Клеомена прежнего содержания,
поместить его в просторном доме и никуда оттуда не выпускать.
Будущее стало внушать Клео-мену опасения. Прекрасно зная характер
Птолемея, он стал бояться за свою жизнь. Обсудив с друзьями сложившееся
положение, Клеомен решил бежать, с тем чтобы поднять в Александрии
восстание. Выждав, когда Птолемей уехал в Каноб, спартанцы распустили молву
между стражниками, будто царь даст им вскоре свободу. По этому случаю
Клеомен послал им мяса и вина. Ничего не подозревая, стражники наслаждались
яствами и вином, а когда они опьянели, Клеомен в сопровождении друзей и слуг
вышел из заключения. Призывая к восстанию, спартанцы стали бродить по улицам
города, но никто не захотел присоединиться к ним, и все бежали в страхе.
Мятежники бросились к крепости, намереваясь открыть тюрьму и взбунтовать
заключенных, но часовые успели надежно закрыть и загородить все входы.
Потерпев неудачу и в этой попытке, Клеомен сказал: "Что удивительного, если
мужчинами, которые бегут от свободы, правят женщины?", и призвал всех
умереть, не посрамивши своего царя и былых подвигов. После этого все
спартанцы, начиная с царя, пронзили себя мечами (Плутарх: "Клеомен";
34--38).