Солдат, автор мемуаров, выходец из Венгрии. Сражался в Барской конфедерации. Был депортирован русскими войсками на Камчатку (1770), где возглавил мятеж (1771). Организовал бегство на корабле, добрался до Макао. С 1772 года находился на французской службе. Захватив Мадагаскар, стал его губернатором (1773). Затем действовал в Австрии и Венгрии (1776—1778). При поддержке Франклина и американских финансистов организовал собственную экспедицию на Мадагаскар. Погиб в сражении с французами. Автор дневников, стилизованных под авантюрный роман "История путешествий и необыкновенных событий " Герой многих польских, венгерских и немецких произведений. Был великим шахматистом (мат Беньовского).
Об этом человеке написано так много, что совершенно уже нельзя понять, какой же он был на самом деле Даже фамилия его точно неизвестна: Беньов, Беньовский, Беневский, Бениовский, Бейпоск. Документы и письма свои в Большерецке и позже он подписывал как барон Мориц Анадар де Беньов, а родился в селении Вербово, или Вецке, в Австро-Венгрии, под именем Бе-нейха. По его собственным словам, это произошло в 1741 году. Отец его, венгерский дворянин, был кавалерийским генералом. Мать из старинного баронского рода Ревай. Однако высокий титул не передавался по женской линии, если на то не было высочайшей монаршей воли. Следовательно, Мориц, хотя и был сыном баронессы, титулом барона не обладал. Но это обстоятельство ничуть не смущало Беньовского, и он представлялся как барон в тринадцатом поколении. В Польше у него были родственники и имение, унаследованное от дяди.
До четырнадцати лет, по словам Морица, он воспитывался в Вене, постигал науки, а потом поступил на военную службу и, быстро заслужив воинский чин, участвовал в сражениях при Любовице, Праге, Домштате, состоя при штабе генерала Лаудоне во время компании против Пруссии.
Военное ведомство не подтвердило участия Беньовского в упомянутых сражениях. Более того, английский издатель мемуаров авантюриста Гасфильд Оливер поднял метрические книги вербовского прихода и выяснил, что Беньовский родился в 1746 году. А это значит, что по возрасту он не мог принять участие ни в одном из тех сражений Семилетней войны, о которых писал в своей автобиографии, — ни при Лобовице 8 октября 1756 года, ни у Праги 16 мая 1757 года, ни при Домштате в 1758 году...
Но это еще не все. Получается, что с 1765 по 1768 год Беньовский не мог участвовать ни в одном морском плавании, так как в это время служил в Польше, в Калишском кавалерийском полку. Не был он и генералом, а всего лишь капитаном гусар. Не получал он и орден Белого Льва, как написал в своих мемуарах. Все это плод его незаурядной и яркой фантазии.
В действительности Мориц Август находился на службе в австрийском полку недолго и ни в каких сражениях не участвовал Зато прославился буйными кутежами и дуэлями. Однажды он повздорил с командиром полка, допустив против старого заслуженного генерала оскорбительный выпад, чем подорвал свою репутацию в глазах офицеров. Это привело к вынужденной отставке и отъезду в родовое имение в Трансильванию. Там Беньовский продолжал буйствовать, ссориться с соседями, драться на дуэлях. Из-за этого сложились напряженные отношения с отцом, отставным генералом. Только отъезд Морица в Польшу предотвратил окончательный разрыв с отцом. Получив известие о скоропостижной смерти старика, Беньовский вернулся в Венгрию, чтобы вступить во владение имениями. Но там уже хозяйничали зятья.
Мориц Август по наследственному праву был законным владельцем этих имений. Однако старый генерал, недовольный поведением сына, перед смертью принял решение лишить его наследства и передать имения мужьям двух своих дочерей. Только скоропостижная смерть помешала ему оформить нотариальное завещание.
Мориц решил избавиться от соперников. Вооружив верных слуг и набрав наемников-гайдуков, он нагрянул внезапно в Вербово и выгнал зятьев из имения.
Тогда в дело вмешалась королева Венгерская и Богемская, эрцгерцогиня австрийская Мария-Терезия. Она повелела конфисковать имения у Беньовского и передать их его зятьям и сестрам.
Мориц бежал в Польшу. Здесь он примкнул к конфедератам — участникам дворянского католического движения, Барской конфедерации, против ставленника русской императрицы короля Станислава Понятовского и русских войск, введенных в Польшу по приказу Екатерины. Мориц рассчитывает получить чин полковника, а потому в донесениях командующему армией конфедератов Иосифу Пулавскому расписывал свои подвиги, заметно завышал цифру военных трофеев и число убитых его отрядом противников. Дважды попадал Беньовский в плен. В первый раз он был выпущен под честное слово, что больше не обнажит свою шпагу. Слова не сдержал-и попал в плен второй раз.
Его отправили в Киев, но местный губернатор приказал выслать его в глубь России, подальше от польской границы. Та же судьба постигла и пленного шведа Адольфа Винбланда, состоявшего прежде на службе у конфедератов и плененного где-то на Волыни.
Беньовский и Винбланд оказались в Казани, где их поселили в разных концах города. Морица определили на постой к купцу Степану Силычу Вислогу-зову, владельцу двухэтажного каменного дома с флигелями. Раз в неделю его навещал унтер-офицер, чтобы удостовериться, не сбежал ли ссыльный.
А мысли о побеге у Беньовского были. Улучив момент, он пробрался в кабинет хозяина и выкрал бумагу, удостоверявшую личность и дававшую право на проезд казенным транспортом. С этим документом Беньовский и Винбланд сбежали в Санкт-Петербург, чтобы оттуда на любом попутном суденышке вернуться через Балтику в Польшу. Однако их выдал Шкипер голландского судна, на котором намеревались отплыть беглецы.
Беньовского и Винбланда на этот раз сослали на Камчатку. Но прежде чем попасть туда, Мориц со шведом и тремя русскими ссыльными, отправленными в вечную ссылку на самый край русской земли, — Степановым, Пановым, Батуриным, — оказались в Охотском порту. Здесь они были расконвоированы и отпущены на волю — до той поры, пока не будет снаряжен в дорогу галиот "Святой Петр", курсировавший из Охотского порта в Болыдерецкий на Камчатке. На галиоте было трое матросов из ссыльных арестантов — Алексей Ан-дреянов, Степан Львов, Василий Ляпин.
Свобода смущала ссыльных, как, наверное, и любого, кто знает, что впереди его ждет неволя, а надежд с каждой новой верстой, что ведет в глубь Сибири, остается все меньше и меньше. Тысячи верст тайги и тундры уже позади — попробуй одолей.
Но был другой путь — морем. До Японии, где вели торговлю голландские купцы, или до Китая — португальского порта Макао, или порта Кантон, куда заходили английские и французские суда. И нужно-то всего ничего — захватить казенный галиот, который повезет на Камчатку ссыльных, и увести его в Японию...
Скоро Беньовскому с товарищами удалось сойтись ближе с некоторыми членами экипажа "Петра". К заговорщикам, кроме ссыльных матросов Анд-реянова и Ляпина, примкнули также матрос Григорий Волынкин и, главное, командир галиота штурман Максим Чурин
Нашли они сочувствующих и на берегу Сержант Иван Данилов и подштурман Алексей Пушкарев помогли с оружием — к моменту выхода галиота в море, 12 сентября 1770 года, каждый из заговорщиков имел по два-три пистолета, порох и пули. План захвата галиота был чрезвычайно прост: дождаться шторма и, как только пассажиры укроются в трюме, задраить люк и уйти на Курильские острова, где и оставить всех не желающих продолжить плавание до Японии или Китая, а с остальными идти дальше, куда получится...
Шторм разыгрался у берегов Камчатки. И такой, что галиот вышел из него без мачты, изрядно потрепанный. Продолжать на нем плавание было бессмысленно, и Чурин повернул галиот на северо-восток, к устью реки Большой.
В Большерецке ссыльные встретились со своими товарищами по несчастью — государственными преступниками, уже не один год, а то и не один десяток лет прожившими в этих местах, — камер-лакеем правительницы Анны Леопольдовны, матери малолетнего императора Иоанна V, Александром Турчаниновым, бывшим поручиком гвардии Петром Хрущевым, адмиралтейским лекарем Магнусом Мейдером...
Встретились и сошлись накоротке, так как всех их объединяла общая ненависть к нынешней императрице Екатерине II С Хрущевым Беньовский даже подружился.
В бытность Хрущева в здешней ссылке — а он провел здесь уже восемь лет — большерецкий казачий сотник Иван Черных на морской многовесельной байдаре ходил на южные Курильские острова и доплыл почти до Японии, описал все, что видел и слышал, а также составил подробную карту тех мест, где он побывал.
У заговорщиков созрел план. Первая его часть — непосредственно плавание в Японию — была самой простой.
В феврале 1771 года в Большерецкий острог явились тридцать три зверобоя во главе с приказчиком Алексеем Чулошниковым — все они были с промыслового бота "Святой Михаил" тотемского купца Федоса Холодилова и шли на Алеутские острова охотиться на морского зверя. "Святого Михаила" выбросило в устье реки Явиной (южнее Большерецка) на берег. Промышленники пришли на зимовку в Большерецкий острог, где чуть раньше по пути оставили они своего хозяина, но Холодилов приказал им возвращаться на "Михаил", сталкивать его в море и идти туда, куда он им прежде велел.
Чулошников возразил хозяину. Тот сместил приказчика с должности и на его место поставил нового — Степана Торговкина. Тогда зароптали промышленники. Холодилов же обратился за помощью к Григорию Нилову — к власти. Нилов уже дал Федосу пять тысяч рублей — под проценты с промысла — казенных денег и потому даже слушать не стал никого из зверобоев.
Тогда и появился у промышленников Беньовский. Он взялся уладить все недоразумения, поговорить с начальством и — больше того — обещал промышленникам помочь добраться до легендарной на Камчатке Земли Стеллера, той самой, которую искал Беринг, а потом и другие мореходы. "Именно туда,— утверждал ученый муж Георг Стеллер,— уходят на зимовку котики и морские бобры с Командорского и прочих островов". Для себя же Беньовский просил о малом — на обратном пути завезти его с товарищами в Японию. На том и договорились.
Увы, штурман Максим Чурин, специально съездив и осмотрев бот, пришел к плачевному выводу "Михаил" к дальнему плаванию не годится. А к заговору примкнули уже около пятидесяти человек. К тому же пополз по Боль-шерецку слушок, будто ссыльные замышляют побег с Камчатки и что они составили заговор против Нилова. Но командир Камчатки пил горькую и знать ничего не хотел о каких-то там заговорах и побегах Это, конечно, не успокаивало Беньовского с компанией — когда-то ведь он может и протрезветь?! Тут еШе и протоиерей Никифоров, заподозрив неладное, задержал Устюжанино-ва в Нижнекамчатске, а отец Алексей был нужен Беньовскому здесь, в Боль-Шерецке, потому что заговорщики снова обратились к старому, еще недавно совершенно безнадежному плану захвата казенного галиота, и священник-единомышленник оказал бы при этом неоценимую услугу. Нужно было поднять народ на бунт против власти А для этого должен быть общий политический мотив, надежда, веру в которую укрепил бы авторитетом православной церкви отец Алексей. Но Устюжанинов сидел под домашним арестом далеко от Большерецка. Правда, его сын, Иван, оказался в отряде Морица.
Беньовскому срочно нужно было вовлечь в новый заговор людей, способных вести корабль туда, куда укажет их предводитель Прежде всего — промышленников с "Михаила", озабоченных пока только собственными бедами и обдумывающих вояж к богатой морским зверем Земле Стеллера, где каждый из них сможет обогатиться.