За мезолитическим временем в большинстве стран Передней и Средней Азии, в
Индии, в Европе, в Северной Азии следует неолитическое время, когда
происходят новые прогрессивные изменения в материальной культуре и
хозяйстве древнего населения этих стран. Неолитическое время
характеризуется прежде всего значительным улучшением техники
изготовления каменных орудий труда. Сохраняя и совершенствуя прежние
способы обработки камня и кости, человек неолитического времени
повсеместно переходит от оббитых рубящих орудий мезолитических форм к
более совершенным — шлифованным. Окончательная отделка каменных орудий
способом шлифования — самая характерная черта новой, неолитической
техники. Употребляя этот новый приём обработки камня при изготовлении
каменных орудий труда, человек неолитического времени начинает широко
использовать наряду с кремнём редкие и с трудом обрабатываемые породы
камня, в том числе полудрагоценный особо прочный камень — нефрит, а
также жадеит. Широко распространяются теперь и такие новые приёмы
обработки камня, как пиление и сверление.
Пользуясь этой техникой, человек неолитического времени мог с большим
успехом, чем прежде, придавать камню желаемую форму. В результате широко
распространились новые, ранее неизвестные или известные только в самых
примитивных формах каменные изделия, в первую очередь связанные с
собирательством и затем с земледелием: утяжелители для палок-копалок в
виде массивных дисков или колец с отверстием посредине, песты, ступки,
зернотёрки, а также такие важные орудия, как мотыги. Достигает
предельного расцвета и техника отжимной ретуши, поднимаясь до уровня
настоящего искусства.
Значительно совершенствуются лук и стрелы. Повсюду распространяются
новые наконечники для стрел, разнообразные по форме, тщательно
обработанные отжимной ретушью с обеих сторон. Неолитические наконечники
стрел и копий были совершеннее и практичнее мезолитических.
Огромное значение в развитии культуры имело изобретение формовки и
обжига глиняной посуды. Это открытие позволило человеку улучшить способы
приготовления пищи и расширить ассортимент пищевых продуктов.
Изготовление глиняной посуды является столь же характерным отличием
неолита, как и шлифование каменных орудий.
Всё это значительно облегчило и улучшило жизнь неолитического человека
по сравнению с жизнью его предков. Но ещё важнее были перемены в
хозяйстве, в производственной жизни неолитических племён, в способах
добывания пищи.
Огромным шагом вперёд в жизни первобытного человечества, в его борьбе за
покорение сил природы явился переход от охоты, собирания растительной
пищи и рыбной ловли, как единственных источников пищи, к разведению
растений и домашних животных. Именно теперь, в неолите, широко
распространяются во многих странах земледелие и скотоводство. Однако
значительная часть неолитических племён, обитавших в менее благоприятных
или вообще неблагоприятных условиях, препятствовавших переходу к этим
принципиально новым, иным, чем прежде, видам хозяйственной жизни,
вынуждена была вести прежнюю жизнь охотников и рыболовов.
Охотничьи племена.
Древний охотник в период неолита достиг больших успехов в трудовой
деятельности по сравнению со своими более отдалёнными предками. О
достижениях в области охотничьего вооружения можно судить по успехам в
развитии лука — главного оружия охотничьих племён неолита.
Путешественники XVIII—Х1Хвв., заставшие племена Северной Америки на
уровне развитого неолита, были поражены их искусством стрельбы, силой и
дальнобойностью лука. Копьё, брошенное просто рукой, пролетало не далее
30—40 м. Копьё, брошенное при помощи метательной доски, попадало в цель
на расстоянии 70—80 м.
Стрелы же североамериканских индейцев, пущенные из лука, наносили
серьёзное поражение на расстоянии 80—100 м. Известны даже случаи
выстрелов из тяжёлого индейского лука на 275, 365 и даже 450 м. Сила
действия лука была такова, что стрела индейца племени апачей пробивала
человека насквозь на расстоянии 300 шагов. Стрелы с каменными и
костяными наконечниками проходили навылет сквозь туловище бизона.
Человек неолитического времени не только усовершенствовал своё главное
оружие — лук и стрелы, не только научился добывать диких животных
различными способами, в том числе с помощью механически действующих
ловушек, но и создал множество хорошо разработанных приёмов
использования в своих целях продуктов охоты — мяса, шкур, костей и
рогов.
Древние собиратели по-своему превосходно изучили окружавший их
растительный мир. Они сделали множество полезных наблюдений и
изобретений, позволивших широко использовать в пищу различные съедобные
растения. Ими были открыты и практически использованы важные качества
одних растений и целебные свойства других. Они научились расщеплять
волокна дикого льна, кендыря и крапивы, сучить и прясть их, выделывать
нити, верёвки, ткать не только грубые, но и достаточно тонкие ткани для
своей одежды, а также изготовлять сумки, мешки и многие другие предметы,
необходимые в домашнем обиходе.
Но вся энергия производительной деятельности человека, вся сила его
труда были обращены только на добычу и на освоение готовых источников
пищи и материалов для изготовления одежды, жилищ, орудий, на
использование природных ресурсов в их натуральном виде. Творческие силы и
возможности человека оставались ограниченными, скованными прямой
зависимостью от природы. Более того, эта зависимость, унаследованная от
начальных этапов истории человечества, от тех времён, когда люди ещё
едва выделялись из животного мира, накладывала определённый отпечаток и
на общий характер жизни, на все условия существования человека. Суровая и
опасная жизнь охотников, рыболовов и собирателей каменного века
требовала постоянного предельного напряжения сил организма в борьбе с
природой. Она была полна лишений и тяжёлого, изнурительного труда.
Тяжесть такой жизни сказывалась тем сильнее, что племена эти, как и их
палеолитические предки, попрежнему обречены были переносить все капризы и
случайности явлений природы. Короткие периоды изобилия животной и
растительной пищи сменялись долгими месяцами голодовок, когда старые
запасы пищи, если они вообще были, уже иссякли, а до создания новых
запасов было ещё далеко. За годами, относительно обильными пищей,
нередко шли такие годы, когда самое существование племён охотников и
рыболовов оказывалось под угрозой.
Возникновение земледелия и скотоводства.
Совершенно иначе пошла жизнь тех племён, которые ещё каменном веке,
используя окружавшие их благоприятные природные условия, перешли от
собирательства к земледелию и от охоты на диких зверей к скотоводству.
Новые формы хозяйства вскоре в корне изменили условия существования этих
племён и далеко продвинули их вперёд по сравнению с охотниками,
собирателями и рыболовами.
Эти племена, всё ещё не знавшие металла, попрежнему ограниченные в своей
технике мезолитическими и неолитическими приёмами обработки камня и
кости, иногда даже не умевшие выделывать глиняные горшки, конечно,
испытывали жестокие последствия капризов природы. Но принципиально
важное значение для их жизни имело то обстоятельство, что они уже могли
смотреть вперёд, думать о будущем и заранее обеспечивать себе источники
существования, сами производить для себя пищу.
Это был новый важнейший. шаг человека по пути от бессилия в борьбе с
природой к власти над её силами. Он повлёк за собой затем множество
других прогрессивных изменений, вызвал глубокие перемены в образе жизни
человека, в его мировоззрении и психике, в развитии общественных
отношений.
Борьба первых земледельцев с природой была нелёгкой. Чтобы убедиться в
этом, достаточно взглянуть на те грубые орудия, которые найдены в
древнейших земледельческих поселениях. Эти орудия дают представление о
том, сколько физических усилий, сколько изнурительного труда требовалось
для того, чтобы вскопать землю простыми деревянными палками или
тяжёлыми мотыгами, чтобы срезать жёсткие стебли злаков — колос за
колосом, пучок за пучком — серпами с кремнёвыми лезвиями, чтобы,
наконец, растереть зёрна на каменной плите — зернотёрке. Но весь этот
тяжёлый труд возмещался его результатами, дававшими некоторую
уверенность в завтрашнем дне. Область трудовой деятельности человека
несравненно расширилась, а самый характер её качественно изменился.
Громадным достижением человечества в период первобытно-общинного строя
было освоение почти всех известных в настоящее время земледельческих
культур и одомашнение важнейших видов животных.
Первым из диких животных, одомашненных человеком, как уже упоминалось
ранее, была собака; одомашнение её произошло, видимо,, ещё в период
верхнего палеолита и связано с развитием охотничьего хозяйства. С
возникновением земледельческого хозяйства первые земледельцы одомашнили
овцу, свинью, козу, корову, а позже, уже в век металла,—лошадь и
верблюда.
Древнейшие следы разведения домашнего скота могут быть установлены лишь с
большим трудом и очень условно. Важнейшим источником для исследования
вопроса являются костные останки, но должно было пройти очень много
времени для того, чтобы в результате изменения условий существования
сколько-нибудь заметно изменилось строение костяка одомашненных животных
в отличие от диких. Всё же можно считать доказанным, что коровы, овцы,
козы и свиньи разводились в неолитическом Египте (VI—V тысячелетия до н.
э.), Передней и Средней Азии, а также в Индии (V—IV тысячелетия до н.
э.), в Китае, а также в Европе (III тысячелетие до н. э.). Значительно
позднее был одомашнен северный олень на Саяно-Алтайском нагорье (около
начала нашей эры), а также лама (гуанако) в Центральной Америке, где
кроме этого животного и собаки, появившейся здесь вместе с первыми
переселенцами из Азии, не было других животных, пригодных для
одомашнения. Наряду с одомашненными животными некоторую роль в хозяйстве
и жизни продолжали и в дальнейшем играть приручённые животные
(например, слоны).
Первые земледельцы Азии, Европы и Африки сначала использовали мясо,
шкуры и шерсть домашних животных, а затем и их молоко. Позже домашние
животные стали использоваться для вьючного и гужевого транспорта,.а
также как тягловая сила в плужном земледелии. Развитие скотоводства,,
таким образом, в свою очередь содействовало прогрессу в земледелии.
Введение земледелия и скотоводства способствовало росту населения;
человек мог теперь расширять источники существования, всё более
эффективно используя освоенные земли и осваивая всё новые и новые её
пространства.
развитие родо-племенного строя.
Общий подъём производительных сил в мезолите и особенно в неолитическое
время явился той основой, на которой складываются новые черты
общественной структуры древнейшего человечества. Эти новые черты
общественных отношений ещё не означали какого-то решительного и
коренного изменения существовавших до этого порядков, но их значение всё
же было очень велико. Суть этих изменений заключалась в том, что они
вели к дальнейшему сплочению родовых общин и к росту связей между ними.
Теперь окончательно вызревают племенные объединения, представляющие
собой наиболее высокую ступень в развитии древней родовой организации,
скреплённой кровнородственными связями.
Одни памятники материальной культуры не могут дать полного представления
об общественном строе племён столь отдалённого от нас периода. Но на
помощь можно привлечь данные этнографии — описания общественного строя
тех племён, которые к тому времени, когда они стали известны науке,
стояли на уровне неолита. Особенно хорошо изучен племенной строй
североамериканских индейцев ирокезов, описанный выдающимся американским
этнографом Л. Морганом.
Ирокезы жили родами, являвшимися наиболее ярко выраженными, известными
науке, образцами материнского рода. Отдельные роды были организованы в
более широкие объединения. Индейцы называли такие объединения родов
внутри племён «братствами». Морган перевёл соответствующий индейский
термин аналогичным по смыслу древнегреческим словом фратрия. Фратрии
образовались из двух начальных родов, составлявших вместе первичное
племя. В условиях экзогамного брака, исключавшего брачные связи между
сородичами, нельзя было жениться в пределах своей фратрии; фратрии были
связаны между собой посредством брачных союзов.
В дальнейшем, в связи с непрерывным ростом населения и сегментацией
племён, т. е. разделением племён на новые роды и племена и их
расселением, количество таких родов увеличивалось, но и тогда они .до
известного предела сохраняли взаимную связь. Связь эта выражалась в том,
что каждое племя попрежнему делилось на две половины или на два крыла.
Но каждая половина состояла уже из нескольких родов — обыкновенно из
трёх, четырёх и более. На этой ступени члены различных родов, входивших в
состав той или иной фратрии, уже могли вступать в брак внутри фратрий,
но не в пределах рода. Потеряв своё регулирующее значение в области
брачных отношений, фратрия, однако, сохранила важную организующую роль
как во внешней, так и во внутренней жизни родовых общин. Две фратрии
организовывали общеплеменные торжества — праздники. Одна фратрия
выступала против другой во время игр и состязаний. В случае смерти
выдающихся членов племени фратрия, к которой принадлежал покойный,
участвовала в похоронах, оплакивая его, тогда как другая фратрия несла
на себе все заботы по устройству похоронных церемоний. По фратриям
организовывались религиозные союзы — братства, производившие инициации —
особые обряды, совершавшиеся над юношами при достижении ими
возмужалости и знаменовавшие собой переход их в Число взрослых
мужчин—полноправных Членов племени. Инициации, известные у многих других
племён, играли большую роль в общественной жизни, так как только после
совершения этих обрядов юноша получал право вступать в брак, участвовать
в племенном собрании и т. д.
Ещё важнее была роль фратрий в случае конфликтов, грозивших единству
племени, например, когда случалось убийство внутри племени, а также во
всех других случаях, когда тот или иной вопрос выходил за рамки данного
рода, например при выборе вождей.
Во время межплеменных войн у индейских племён фратрии были естественной
формой военной организации. Каждый род выступал в бою в составе своей
фратрии. Каждая из двух фратрий племени шла отдельным строем, с
собственным значком, под начальством собственного вождя. На этом
фратриальном членении строилась вся военная организация.
Две фратрии составляли племя. Каждое племя имело собственную территорию,
включавшую как область его непосредственного расселения, так и
территорию для охоты и рыбной ловли. Каждое племя имело, разумеется, и
собственное имя. Роды, входившие в племя, говорили на одном общем для
них диалекте. Племя осуществляло контроль над жизнью отдельных родов.
Оно утверждало или даже смещало выбранных родами старейшин, а также
военных вождей, избиравшихся специально для руководства военными
действиями.
Для этого и для ведения общих дел существовал общеплеменной совет
родовых вождей, действовавший на основе единогласия. Совет племени
регулировал отношения с другими племенами. Он принимал и отправлял
посольства, объявлял войну и заключал мир. Иногда во главе племени стоял
верховный вождь, с весьма ограниченными, однако, правами. Он должен был
в особых случаях, требовавших немедленных мер, принимать их до того,
как соберётся совет племени.
Дальше таких племенных объединений американские индейцы в развитии своей
общественной организации в большинстве случаев не пошли. Но кое-где всё
же имели место и более широкие объединения, включавшие уже несколько
родственных племён. Такова была знаменитая в истории североамериканского
континента федерация ирокезских племён. Племена эти, насчитывавшие в
целом до 20 тыс. человек, были связаны кровным родством и общим языком,
распадавшимся на родственные диалекты. Они заключили между собой «вечный
союз» и имели союзный совет, состоявший из 50 старейшин, представлявших
определённые роды и племена. Каждое из племён могло собрать совет, но
по собственному почину совет собираться не мог. Заседания совета
происходили в присутствии всех племён, причём каждый ирокез мог взять
слово, решение же выносил совет. Как и в племенных советах, все решения
принимались единогласно. Союз имел двух высших военных вождей с равными
полномочиями и одинаковой властью.
Эта стройная и законченная во всех её деталях организация, явившаяся
вершиной развития первобытно-общинного строя, закономерно вытекала из
рода как основной его ячейки. Род, фратрия и племя представляли собой,
указывает Ф. Энгельс, три естественно связанные друг с другом степени
кровного родства. «Поэтому,— говорит он, ссылаясь на описанный выше
племенной строй ирокезов,—встречая у какого-нибудь народа род как
основную общественную ячейку, мы должны будем искать у него и
организацию племени, подобную той, которая здесь описана» (Ф. Энгельс,
Происхождение семьи, частной собственности и государства, стр. 98—99.).