Во второй половине XVIII в. феодально-крепостническая система в России стала подтачиваться ростом капиталистических отношений. Проникновение товарного производства в сельское хозяйство ускоряло имущественное расслоение крестьянства, особенно в оброчных районах. Сотни тысяч разоренных крестьян порывали связи с землей и искали заработка в неземледельческих промыслах. Этим самым для крупной промышленности создавался рынок труда и другие условия для развития капиталистической мануфактуры.

Ярким показателем начинавшегося разложения крепостнического строя было стремление части помещиков ввести сельскохозяйственные улучшения, а также заняться торгово-промышленной деятельностью. Это свидетельствовало о том, что традиционные приемы организации хозяйства и эксплуатации труда требовали существенных изменений.

Развитие промышленности

По некоторым количественным показателям крупного промышленного производства Россия шла впереди всей континентальной Европы, в том числе Франции, Голландии, Пруссии; русская металлургия продолжала оставаться поставщиком железа в страны Европы. Но в то время как Англия вступила в эпоху промышленного переворота, промышленная техника России оставалась старой. Отсталые формы носили также производственные отношения в таких отраслях промышленности, как металлургическая и суконная. Горная промышленность Урала и суконная промышленность Европейской России были, по словам В. И. Ленина, примером «того самобытного явления в русской истории, которое состоит в применении крепостного труда к промышленности» ( Ленин, Развитие капитализма в России, Соч., х. 3, стр. 411.).

К 1767 г. в России насчитывалось 385 мануфактур (суконных, полотняных, шелковых, стекольных и пр.) и 182 железоделательных и меднолитейных завода, т. е. всего 567 промышленных предприятий. Количество крупных предприятий к концу XVIH в. удвоилось.

Значительного развития достигла промышленность Урала, по-прежнему занимавшая ведущее положение в металлургии. К 70-м годам XVIII в. на Урале действовало 84 медеплавильных, доменных и железоделательных завода. Они давали 90% выплавки меди и 65% производства чугуна всей России. Общая выплавка чугуна в стране составила 5 млн. пудов, а к 1800 г. достигла 10 млн. пудов.

В 40—50-х годах началось строительство горных заводов на Южном Урале, что явилось результатом частного предпринимательства и было обусловлено в первую очередь ростом спроса на железо на внешнем рынке. Увеличивалась потребность в металле, особенно в меди, и внутри страны. Наряду с титулованной знатью заводы строили купцы-предприниматели: И. Б. Твердышев, И. С. Мясников, Осокины и др. Большинство южноуральских заводов пользовалось принудительным трудом.

Наличие больших запасов собственного сырья (льна, пеньки, кожи, шерсти, зерна и т. д.) и даровой рабочей силы, возможность выгодного сбыта продукции толкали помещиков на устройство вотчинных мануфактур. В имениях русских, украинских, прибалтийских помещиков создавались суконные, полотняные, кожевенные, стекольные, винокуренные и прочие предприятия. Работа крепостных крестьян на этих предприятиях являлась самой тяжелой формой барщины.

Но, несмотря на абсолютный рост числа дворянских мануфактур, к концу столетия удельный вес их падает за счет увеличения числа купеческих и крестьянских мануфактур, которые и явились непосредственными предшественниками капиталистической фабрики.

Капиталистическая мануфактура вырастала чаще всего из крестьянских промыслов, в первую очередь в легкой промышленности. Так, в возникшем к концу 40-х годов XVIII в. Ивановском текстильном районе, за редкими исключениями, на мануфактурах использовался уже труд не посессионных крестьян, а наемных рабочих.

Мануфактуры в легкой промышленности России отличались крупными размерами. Среди них встречались такие, на которых работало до 2 тыс. человек и даже больше, а предприятия, обслуживаемые 300—400 рабочими, считались средними. На парусной мануфактуре Гончаровых в конце XVIII в. числилось 1624 рабочих, на суконной фабрике князей Хованских — до 2600 рабочих.

В начальный период мануфактурного производства крупные предприятия легкой промышленности размещались преимущественно в городах. Во второй половине XVIII в. промышленный капитал проникает и в деревню. Владелец мануфактуры раздавал сырье и орудия труда окрестным крестьянам или скупал у них полуфабрикаты. Подобные рассеянные мануфактуры, в которых был централизован лишь конечный этап производства, чаще всего встречались в полотняной промышленности. Превращение домашних крестьянских промыслов в придаток мануфактуры свидетельствовало о начавшемся разложении натурального хозяйства и о расслоении крестьянства.

Во второй половине XVIII в. общее число наемных рабочих, занятых в мануфактурах, промыслах и на транспорте, сильно выросло. На предприятиях, зарегистрированных в Мануфактур-коллегии в 1767 г., наемных рабочих числилось около 18 тыс., а вместе с работающими на дому — до 25 тыс. Лишь на суконных мануфактурах преобладал принудительный труд частновладельческих крестьян, в остальных же отраслях производства — шелкоткацкой, паруснополотняной, хлопчатобумажной и др. — преобладала капиталистическая эксплуатация труда.

Значительно возрастает удельный вес наемного труда в промышленных предприятиях Украины (табачная, винокуренная и кожевенная промышленность), Эстонии (стекольная промышленность), Латвии (производство бумаги). В центральных районах страны капиталистические формы производства с наемным трудом развиваются не только в легкой, но и в металлообрабатывающей промышленности (Павлове, Ворсма). Наемный труд широко применялся в мелких крестьянских предприятиях: мукомольных, маслобойных, кожевенных, мыловаренных, свечных, железоделательных и др. Огромное значение приобретал наемный труд на водном и отчасти гужевом транспорте, в судостроении и на погрузочно-разгрузочных работах. Общая численность наемных рабочих в 60-е годы XVIII в. достигала примерно 220 тыс. человек, из которых более половины было занято на водном транспорте. К концу XVIII в. насчитывалось уже около 420 тыс. наемных рабочих.

Оброчные крестьяне вынуждены были искать заработок на стороне, обращаться к отхожим промыслам. Расширяется рынок рабочей силы. Часть крестьян отрывается от сельского хозяйства. Особенно это относилось к селам, издавна славившимся ткацким и металлообрабатывающим промыслами. На примере сел Иванова и Павлова, жители которых числились крестьянами, но к концу XVIII в. уже не занимались земледелием, отчетливо выступает процесс превращения села в крупный торгово-промышленный центр, становящийся впоследствии городом. В поисках заработков сюда стекалось население окрестных районов. Паспорта и отпускные документы стали выдаваться на все более длительный срок, пока, наконец, крестьяне-оброчники не превращались в постоянных жителей Москвы, Иванова и других промышленных центров. При этом крестьяне, продававшие свою рабочую силу предпринимателю, чаще всего оставались крепостными какого-либо помещика.

Распространение наемного труда, проникавшего даже в горную промышленность Урала, и развитие крестьянской и купеческой мануфактуры, основанной на наемном труде и работавшей на внутренний рынок, свидетельствовали о том, что во второй половине XVIII в. в промышленности России зарождалась система эксплуатации наемных рабочих капиталистами. Тем не менее рынок рабочей силы значительно отставал от роста промышленности, особенно уральской. Чтобы привлечь отходников из центральных районов, промышленник нередко выдавал им аванс, что задерживало оборот капитала. Многие мануфактуристы были вынуждены значительно сокращать объем производства в период летних сельскохозяйственных работ. Далеко не всем промышленникам удавалось полностью использовать производственную мощность своих заводов. Кроме того, владелец мануфактуры должен был делиться своей прибылью с помещиком, так как размер жалованья оброчного крестьянина как рабочего мануфактуры определялся не только прожиточным минимумом, но и суммой оброка, уплачиваемого помещику. Следовательно, и в области промышленности крепостничество являлось фактором, тормозившим развитие производства.

Развитие внутреннего рынка

Рост числа городов (за время с 1725 г. по начало XIX столетия — в два раза, с 336 до 634), подъем ремесленного и мануфактурного производства, отрыв от земледелия большого числа крестьян, превращение ряда сел в промышленные центры — все это вызывало быстро растущий спрос на хлеб и другие сельскохозяйственные продукты со стороны неземледельческого населения. В нечерноземных губерниях уходило на заработки от 20 до 35% всего мужского населения, что увеличивало численность потребителей покупного хлеба.

Житницей России в середине XVIII в. были центрально-черноземные районы, особенно Белгородская и Воронежская губернии, а к концу столетия — и Среднее Поволжье. Отсюда хлеб вывозился в Москву и Петербург, в Ярославль, Кострому. Продавцами хлеба выступали и помещики и крестьяне. Помещики продавали хлеб и другие сельскохозяйственные продукты с целью увеличить свои денежные доходы. Большинство же крестьян продавало хлеб, необходимый им для собственного потребления, потому что для уплаты оброка и подушной подати, для покупки соли и промышленных изделий им необходимы были деньги.

Отрыв крестьян от земледелия и домашних промыслов способствовал расширению емкости внутреннего рынка для промышленных товаров. В крестьянское и помещичье хозяйство, вытесняя изделия домашних промыслов, постепенно проникает продукция крупных металлургических заводов и мануфактур, производивших полотно. Обе эти отрасли промышленности, с давних времен поставлявшие большую часть своей продукции за границу, в связи с расширением внутреннего рынка стали выпускать и предметы широкого потребления.

Развитие внутреннего рынка проявляется в росте числа ярмарок и торжков, которых в 70-е годы XVIII в. насчитывалось свыше 1600. Цепь ярмарок протянулась от Кяхты и Иркутска на востоке через Ирбит, Троицк и Макарьевскую ярмарку до Свенской и Киевской — на западе, от Макарьевской в Поволжье до Архангельской и Петербургской — на севере и северо-западе.

Воротилами на внутреннем рынке становятся торгующие крестьяне не только из государственных, но и из числа крепостных. Дворяне не препятствовали торговле своих крестьян, но облагали их, как и крестьян-мануфактуристов, высоким оброком.

Все больше втягивались во всероссийские рыночные связи Украина, Белоруссия и Новороссия. На ярмарки в Ромнах, Полтаве и других городах Левобережной Украины, устраиваемые по четыре-пять раз в году, большими партиями поступали изделия русских мануфактур, особенно железо, краски, инструменты, бумага.

На рынки центральных и северных губерний России Украина поставляла стекло, сукно, зерно, скот, кожу. Огромное значение в сбыте товаров на внутреннем рынке Украины принадлежало чумакам (торговцам солью и рыбой), обозы которых направлялись на юг, в Причерноморье, и на север, в великорусские губернии. Растущая межобластная торговля способствовала усилению экономических связей между отдельными частями самой Украины: Гетманщиной (Левобережьем), Слобожанщиной (Слободской Украиной) и Запорожьем. Эти же процессы наблюдались и в прибалтийских провинциях Российской империи — Эстонии и Латвии. В Лифляндии ярмарки происходили в 34 пунктах. Крупнейшая ярмарка в Дерпте (Тарту) привлекала не только прибалтийских, но и русских купцов. На рынках Эстонии и Латвии продавались русское железо, медь, кожи, меха. Во внутренние районы России Эстония и Латвия вывозили стекло и изделия из него, парфюмерию, скот и т. д. Прибалтийские помещики употребляли значительную массу товарного зерна для производства водки, которую они поставляли в Петербургскую и Псковскую губернии.

Расширение всероссийского рынка требовало дальнейшего развития путей сообщения. В 50-е годы производятся работы по усовершенствованию Вышневолоцкой системы; строится новый канал, соединяющий Каму с Вычегдой и Северной Двиной. Для торговли еще большее значение имел гужевой транспорт. Летом и особенно зимой по проселочным и столбовым дорогам двигались бесконечные обозы. Разрасталась сеть грунтовых дорог, прокладывались первые шоссейные дороги, тракты. Громадной протяженности Охотский тракт прорезал всю Россию с запада на восток, от Петербурга и Москвы до тихоокеанского порта Охотска. В целом, однако, состояние путей сообщения, особенно гужевых, было неудовлетворительным и серьезно тормозило рост внутреннего товарооборота.

Отмена внутренних пошлин и монополий

Развитие внутренней торговли побудило правительство пойти на серьезные перемены в своей экономической политике. Они были обусловлены как интересами торгующего дворянства, домогавшегося ликвидации торговых монополий и ограничений, так и интересами купечества.

В середине XVIII в. взималось 17 различных видов внутренних таможенных сборов. Существование внутренних таможен препятствовало развитию всероссийского рынка. Указом 20 декабря 1753 г. внутренние таможенные пошлины отменялись.

Столь же важное значение для роста торговли и промышленности имели отмена указом 1767 г. и манифестом 1775 г. промышленных монополий и провозглашение свободы промышленности и торговли. Крестьянам была предоставлена возможность беспрепятственно заниматься «рукоделием» и продажей промышленных изделий, что способствовало более быстрому перерастанию мелкого товарного производства в капиталистическую мануфактуру.

Отмена монополий, находившихся, как правило, в руках придворных фаворитов, была выгодна и широким массам купечества. Архангельское купечество восторженно встретило уничтожение монополии П. И. Шувалова на тюлений промысел в Белом море и на табак и устроило по этому случаю празднества с фейерверками и иллюминацией.

Несмотря на дворянский в конечном счете характер экономической политики правительства, эта политика объективно, вопреки воле и намерениям самодержавия и дворянства приводила к росту капиталистических отношений, способствуя развитию капиталистического предпринимательства крестьян и ускоряя разложение феодально-крепостнических отношений.

Однако прогрессивность этих мероприятий была ограниченной. Даже провозглашая свободу промышленной деятельности, самодержавие все же имело в виду прежде всего интересы дворянства. Сословный строй в России ограничивал переход крестьян в купечество. Свобода промышленной деятельности понималась как свобода дворянского предпринимательства. Против такого дворянского понимания свободной торговой и промышленной деятельности резко выступало купечество, считая вообще торговлю и промыслы своей привилегией и полагая, что дворянство должно «упражняться единственно в земледелии», ибо торговля и промышленность совсем «не барское дело». Особенно задевала интересы купечества торговля крестьян, которые, по мнению купечества, должны были обрабатывать землю, «и сие есть их жребий».

Быстро растущая внутренняя и внешняя торговля побуждала царское правительство принимать во внимание также и интересы купечества. Для предоставления кредита купечеству учреждается Коммерческий банк; в целях развития внешней торговли заключается ряд договоров; дети купцов на казенный счет направляются за границу для обучения коммерческим наукам.

Внешняя торговля

Если в 1749 г. вывоз товаров из России составил около 7 млн. рублей, то через 35 лет, в 1781—1785 гг., он достигал ежегодно почти 24 млн. рублей, причем вывоз значительно превышал ввоз.

На первом месте в русском вывозе, как и в предшествующее время, стояли сырье и полуфабрикаты — лен, пенька и пакля, составлявшие от 20 до 40% всего экспорта. За ними шли кожа, ткани, лес, канаты, щетина, поташ, сало, пушнина.

В вывозе все большее значение приобретали промышленные товары. Так, например, железо составляло в экспорте России в 1749 г. 6%, а в 1796 г.— 13%. Максимальная цифра экспорта русского железа приходится на 1794 г., когда он достиг почти 3,9 млн. пудов; в последующие годы вывоз железа за границу неуклонно сокращался. Вывоз хлеба колебался в зависимости от урожая и хлебных цен на внутреннем рынке, от запрещений, накладываемых на экспорт зерна. В 1749 г., например, экспорт хлеба выражался в ничтожной цифре — 2 тыс. рублей (0,03% всего вывоза). С 60-х годов вывоз хлеба начинает быстро расти, достигнув в начале 90-х годов суммы в 2,9 млн. рублей.

Среди ввозимых в Россию товаров по-прежнему преобладали предметы дворянского потребления: сахар, сукно, шелка, вина, фрукты, пряности, парфюмерия и т. д.

В целях развития отечественной промышленности правительство продолжало проводить протекционистскую политику. Отмена внутренних пошлин лишила казну фискальных доходов от внутренней торговли. Эта потеря была компенсирована установлением в 1757 г. добавочного 13-процентного сбора от стоимости товаров, ввозимых в Россию и вывозимых из нее. В 1766 г. был принят новый таможенный тариф. Он вовсе запрещал ввоз товаров, которыми «по изобилии в собственном государстве довольствоваться можем», и, наоборот, освобождал от пошлин ввоз товаров, которых «произращение или заводы в государстве еще не начинались».

Расширяется круг стран, торгующих с Россией. Среди них первое место занимала Англия. Ее флот нуждался в русском корабельном лесе, пеньке, парусине и т. п. Важное место в английских закупках занимало уральское железо. Торговля с Англией всегда была активной для России. Англичане компенсировали пассив своего торгового баланса с Россией доходами от фрахта.

Большинство русских товаров, особенно из балтийских портов, вывозилось ва английских и голландских судах, что лишало Россию тех выгод, которые она могла получить, минуя посредников. Поэтому Россия стремилась к развитию собственного мореплавания и к установлению непосредственных торговых связей с другими странами.

Возникают русские компании для торговли с Турцией (1755 г.), Ираном (1758 г.), Хивой и Бухарой (1760 г.). Эти компании устанавливали прямые торговые связи со странами Востока. В 1782 г. Россия заключает торговый договор с Данией, в 1785 г.— с Австрией, в 1786—1787 гг. — с Францией и Португалией.

Дворянское землевладение и хозяйство

В тесной связи с развитием товарного производства находилось так называемое дворянское предпринимательство. В 1765 г. было создано Вольное экономическое общество, начали издаваться его «Труды», журналы и т. п. Некоторые дворяне пытались перейти на многопольную систему, возделывать новые культуры, применять усовершенствованные сельскохозяйственные орудия. Но все попытки поднять уровень помещичьего хозяйства упирались в малую производительность подневольного труда забитого, обобранного, бесправного крепостного крестьянина, и эффект их был весьма незначителен. Даже наиболее передовые помещики, вроде А. Т. Болотова, полагали, что можно ввести усовершенствования в сельское хозяйство, сохраняя неизменным крепостнический строй. Но ни машины, ни многопольная система, о которых много писалось в русских журналах, не могли найти применения в хозяйстве помещиков, сколько-нибудь существенно поднять производительность труда крепостных. Дворянству оставалось лишь жаловаться на «леность и упорство» крестьян, на их «нерадивость», измышлять строгие инструкции и прибегать к различным карам. Не меняя основ своего хозяйства, дворянство стремилось увеличить доходы путем распространения крепостнических отношений на новые территории и за счет расширения дворянской запашки. Отсюда движение дворян на Юг, на чернозем, организация новых помещичьих хозяйств на нераспаханных, плодородных землях.

Из фонда государственных земель огромные массивы переходили в собственность дворян и прежде всего дворянской знати и царских фаворитов. За время с 1762 по 1796 г. помещикам было роздано 800 тыс. крестьян. Братья Орловы, принимавшие активное участие в возведении Екатерины II на престол, получили 45 тыс. душ крестьян, фаворит Екатерины II Г. А. Потемкин — 37 тыс. душ крестьян. Дворяне продолжали захваты земель Поволжья и переселение туда крепостных крестьян из внутренних областей России. В результате этого в Поволжье увеличилась численность русскрго населения, а часть мордвы, мари, чувашей перешла на земли Заволжья и Приуралья. В 60-е годы XVIII в. нерусское население Поволжья составляло менее 30%. Царизм поощрял дворянскую колонизацию Степной Украины, Нижнего Поволжья и Северного Кавказа, где создавались огромные помещичьи хозяйства.

Тем не менее помещичье хозяйство во второй половине XVIII в. испытывало большие затруднения. Дворянство постоянно нуждалось в деньгах, уходивших на строительство пышных усадеб и разбивку парков, на приобретение предметов роскоши, на жизнь в столице и на поездки за границу. Оно запутывалось в долгах, оказывалось в руках ростовщиков, нередко происходивших из среды разбогатевших крепостных крестьян. Известный мемуарист того времени А. Т. Болотов писал: «Роскошь и непомерное мотовство большей части наших дворян скоро произведут то, что большая часть наших сел и деревень принадлежать будет фабрикантам, купцам, подьячим, секретарям, докторам и лекарям, и не мы, а они госпопами и владельцами будут».

Пытаясь помочь дворянству сохранить в своих руках села и деревни, царское правительство создает ряд дворянских кредитных учреждений. Основанный в 1754 г. Дворянский заемный банк ставил своей целью предоставить дворянам дешевый кредит и тем самым освободить их от услуг алчных ростовщиков. Этой же цели служили и другие дворянские сословные кредитные учреждения, действовавшие в Петербурге и Москве. Все они давали ссуду под залог помещичьих имений из 6% годовых. По полученные деньги дворяне обычно не вкладывали в хозяйство, а проживали, используя их для поддержания привычного уровня жизни.

В то время как Коммерческому банку, обслуживавшему купечество, правительством был предоставлен капитал в 500 тыс. рублей и разрешалось выдавать ссуды сроком на один год, капитал банка для дворянства составлял 750 тыс. рублей, а ссуды выдавались на три года. В этом сказывался реакционный характер кредитной политики правительства, стремившегося искусственными мерами поддержать хозяйство помещиков.

Положение крестьянства

Население России в начале 80-х годов XVIII в. составляло 27—28 млн. человек, т. е. за 60 лет, прошедших со времени проведения первой ревизии, удвоилось. Увеличение населения происходило как за счет естественного прироста, так и за счет присоединения новых земель и охвата переписью жителей некоторых территорий, не учитывавшихся первой ревизией (Украина, Прибалтика, Сибирь). Самой многочисленной категорией сельского населения были помещичьи крестьяне, численность которых, по данным третьей ревизии (1762—1766), составляла 3787 тыс. душ мужского пола. В 60-х годах XVIII в. они составляли почти 53% крестьян, живших в Великорос-сии. К югу от Москвы, в некоторых черноземных губерниях (Тульская, Курская), число крепостных крестьян было особенно велико. В среднем по губерниям Российской империи помещичьи крестьяне составляли от 45 до 70% к общему числу крестьян, и только на Севере и в Сибири их было мало.

Сказочная роскошь Шереметевых, Разумовских, Безбородко, Строгановых и других представителей высшей знати «золотого века Екатерины», так же как и более скромный быт рядовых провинциальных дворян, обеспечивались жесточайшей эксплуатацией крепостных крестьян.

В 80—90-х годах 56% крепостных крестьян было на барщине, 44% — на оброке. В черноземной полосе, расположенной к югу от Оки, преобладала барщина. Здесь особенно остро чувствовалось крестьянское малоземелье. Барская запашка расширялась за счет сокращения крестьянских наделов.

Размеры барщины не были определены законом и зависели от произвола помещика. Наиболее распространенной была трехдневная барщина, но иногда крестьянину приходилось трудиться на барском поле все шесть дней в неделю, и для работы на своем клочке земли у него оставались лишь ночи да праздничные дни. Часть барщинных крестьян была переведена на «месячину». Такие крестьяне не имели совсем наделов, работали все время на помещика и получали месячное содержание продуктами.

В северных, нечерноземных губерниях, где производство хлеба на рынок не могло давать больших доходов и барская запашка составляла 20—25% всех обрабатываемых земель, преобладал оброк.

Оброчные крестьяне пользовались большей хозяйственной инициативой. Но рост оброка ухудшал их положение. За 35—40 лет (60—90-е годы XVIII в.) оброк поднялся о 1—2 рублей до 4—5 рублей с ревизской души. Отчасти этот рост оброка был связан с падением курса рубля, но вызывался он также и усилением феодальной эксплуатации.

Права крепостных крестьян ограничивались из года в год, и во второй половине XVIII в. крепостные превратились в полную «крещеную собственность» помещика. В 1760 г. дворяне получили право ссылать своих крепостных в Сибирь, а в 1765 г. — право отправлять их на каторгу. Любая жалоба крестьян на помещика квалифицировалась, согласно указу 1767 г., как ложный донос и каралась пожизненной ссылкой в Нерчинск. За первые пять лет применения этого указа помещики сослали только в Тобольскую и Енисейскую провинции свыше 20 тыс, своих крепостных; Крестьян продавали наравне со скотом, помещики толпами выводили крепостных на рынок. Некоторые помещики сочиняли специальные инструкции о наказаниях, определявшие точный размер штрафов или количество ударов за различные нарушения вотчинных порядков. Произвол, жестокость, капризы и самодурство помещиков не знали предела. Такие изверги, как помещица Дарья Салтыкова (Салтычиха), собственноручно замучившая 38 человек, или как орловский помещик Шеншин, имевший специальный штат палачей и разнообразные орудия пытки, отнюдь не были исключением.

Таким образом, положение крепостного мало отличалось от положения раба.

Среди других категорий крестьян наиболее многочисленными были государственные крестьяне, которых, по данным третьей ревизии, было учтено 2880 тыс. душ мужского пола. В районах расселения государственных крестьян не было помещичьего землевладения. Хотя они платили повышенную подушную подать, их положение все же было лучше, чем помещичьих крестьян.

В разряд государственных крестьян, кроме русского населения, входили многочисленные народы Севера, Поволжья и Сибири, так называемые ясашные народы (платившие ясак — подать): мордва, мари, чуваши, татары, удмурты, буряты, якуты и др. Во второй половине XVIII в. в связи с упадком охотничьего хозяйства и развитием у части этих народов земледелия почти все они были постепенно переведены на подушную подать, взимавшуюся деньгами.

Довольно многочисленной была категория церковных и монастырских крестьян, называвшихся после секуляризации владений духовных феодалов (1764 г.) экономическими крестьянами. Позже они тоже вошли в состав государственных крестьян. Оставались еще дворцовые крестьяне, являвшиеся собственностью царского двора. Их насчитывалось свыше 487 тыс. душ.

Развитие товарных отношений приводило к тому, что среди части крестьян происходило социальное расслоение. Этот процесс охватывал и крепостных крестьян, особенно отпущенных на оброк. Среди ни наряду с крестьянами, жившими, как сказано в одном документе, в «крайней бедности» — а таких было большинство - встречались такие, «которые между мужиками богачами почесться могут и богаче многих дворян». Богатые крестьяне брали земли в аренду, в обход существовавших законов покупали собственных крепостных, нанимали работников; им принадлежали целые стада крупного и мелкого рогатого скота, десятки лошадей, пчельники и т. п. С другой стороны, было немало крестьян, не имевших ни одной коровы; вся «живность» такой крестьянской семьи состояла из одной свиньи и трех-четырех кур. У некоторых даже и этого не было.

Из оброчных крестьян вырастали «богатеи», занимавшиеся торговлей, промыслами. Бугримовы, Борисовы, Грачевы, Гарелины и другие богатые, или, как тогда говорили, «капиталистые крестьяне», стали промышленниками, владельцами крупных предприятий. Известный владелец мануфактуры Грачев сам был крепостным Шереметева и в то же время приобрел свыше 3 тыс. десятин земли и около 900 крепостных. В 1795 г. он выкупился на волю за 130 тыс. рублей. Но подавляющая масса отходников принадлежала к деревенским низам, из них формировались основные кадры наемных рабочих в городе и деревне.

Отмеченные факты социального расслоения среди крестьянства не получили еще широкого распространения. Крепостническая система задерживала процесс дифференциации, закрепляя бедноту за землей с целью сохранения тягла, приводя нередко к разорению и верхушки деревни в результате непомерных поборов со стороны помещика.

Оформление крепостного права на Украине

Освободительная война украинского народа в середине XVII в. значительно ослабила феодально-крепостническую систему в Левобережной Украине. Феодальное землевладение сохранили православные монастыри и шляхтичи, перешедшие на сторону Хмельницкого. Вся остальная земля была объявлена «свободной войсковой», не только казаки, но и посполитые (крестьяне) имели личную свободу и право владеть недвижимой собственностью.

Характерной чертой социально-экономического развития Левобережной Украины во второй половине XVII и в XVIII в. было оформление крепостного права. «Маетности» (имения) украинских феодалов увеличивались прежде всего путем гетманских пожалований и захватов общинных земель, нередко производившихся под видом покупки. Феодальное землевладение росло также за счет слобод. Скупая пустующие земли, помещик заселял их свободными людьми. Чтобы привлечь в слободы таких людей, помещик на первых порах предоставлял им льготы, а затем постепенно превращал в своих «подданных».

Число свободных крестьян из года в год уменьшалось; они переходили в «потомственное владение» как украинских, так и хлынувших на Украину русских дворян. Гетманские пожалования достигали огромных размеров. Так, при гетмане Разумовском после раздач, произведенных им за 13 лет (1751—1764), из 6952 дворов остался нерозданным в частное владение лишь 2661 двор.

Войсковая старшина и украинская шляхта вели наступление на права посполитых. В 1723 г. Генеральная войсковая канцелярия запретила крестьянам продавать свои земельные участки без ее ведома. Универсал гетмана Разумовского от 20 апреля 1760 г. разрешил переход посполитых только при наличии письменной отпускной владельца, причем уходивший крестьянин лишался своего движимого и недвижимого имущества. Через три года Екатерина II подтвердила этот универсал. Наконец, в 1783 г. царское правительство, идя навстречу пожеланиям украинской шляхты и казацкой старшины, окончательно запретило посполитым переход — каждый из них должен был находиться там, где он «по последней ревизии написан».

Домогательства украинских и русских феодалов на крепостной труд вытекали из развития барского хозяйства, все более втягивавшегося в рыночный обмен. Типичным в этом отношении было хозяйство помещиков Базилевских, которые в конце XVII в. еще не имели населенных имений, а в 70-х годах XVIII в. стали владельцами 12 сел с 10634 крепостными крестьянами. Барская пашня и скотные дворы давали обильное сырье для переработки на собственных предприятиях. В имениях Базилевских находились винокурня, маслобойня, пивоварня, пильная мельница, кирпичный завод и сукновальня. Помещики вели обширную торговлю, занимались ростовщичеством. Возможность реализовать излишки барского хозяйства на рынке стимулировала развитие крепостного права и крестьянских повинностей. Барщина в поле дополнялась работой на предприятиях.

Развитие обмена оказывало влияние и на организацию хозяйства у запорожских казаков. В зимовниках старшин и богатых рядовых казаков содержались сотни лошадей и крупного рогатого скота, тысячи овец и коз, на громадных площадях возделывались рожь, пшеница, ячмень и просо. Товарные излишки подобных хозяйств находили сбыт на местных ярмарках, в Левобережной и Правобережной Украине, в Великороссии и Крыму. Вследствие того, что среди казачества Запорожской Сечи феодальные отношения были развиты слабее, чем на территории Левобережной Украины, в крупных хозяйствах здесь нередко применялся наемный труд.

Крестьяне и казаки оказывали ожесточенное сопротивление наступлению феодалов. История Левобережной Украины второй половины XVIII в. изобилует многочисленными фактами «непослушенства» крестьян, отказывавшихся выполнять возраставшие феодальные повинности. Нередко происходили вооруженные выступления. Так, крестьяне и казаки с. Клишинцы Лубенского полка создали укрепленный лагерь и 13 лет (1761—1774) мужественно сопротивлялись попыткам помещика Ф. Лысенко превратить их в своих подданных. В еще более острых формах протекало восстание в с. Турбаях (1789—1793), где крестьяне и казаки создали самоуправление, распределили между собой землю и имущество помещиков Базилевских. Оба восстания были подавлены вооруженной силой.

Латвия и Эстония в XVIII в.

В результате Северной войны к России была присоединена территория Эстонии и северная часть Латвии (Видземе) с Ригой, до этого входившие в состав шведских владений. Ко второй половине XVIII в. относится присоединение Латгалии (1772 г.) и герцогства Курляндского (1795 г.).

Присоединение Эстляндии, Лифляндии и Курляндии сопровождалось признанием со стороны царского правительства особых прав («привилегий») местного дворянства и городов. В области самоуправления они пользовались правами, не известными русскому дворянству и городам. В административных учреждениях, судах и школах делопроизводство и обучение велись на немецком языке. Лютеранство (за исключением Латгалии) признавалось господствующей религией. Имениями и крепостными могли владеть лишь дворяне, занесенные в особые списки, или матрикулы. На съездах местного дворянства, или ландтагах, пользовались правом голоса лишь лица, занесенные в матрикулы. Все выборные должности могли занимать только местные дворяне.

В 1710 г. при капитуляции Риги и Ревеля Петр I утвердил привилегии, по которым полноправными гражданами в городах признавались лишь лица немецкого происхождения. Торговлю и промышленную деятельность они рассматривали как свою монополию. Полностью сохранилась цеховая организация ремесла. В крупных городах, например в Риге и Ревеле, ремесленные цехи объединялись в Малую гильдию, в которую не допускались эстонские, латышские и русские ремесленники. Немецкое купечество объединялось в особую Большую гильдию, которая также вела упорную борьбу с торговцами ненемецкого происхождения. Городское самоуправление полностью находилось в руках немногочисленного немецкого магистрата. Латыши и эсты составляли основную массу бесправного люда — домашней прислуги, поденщиков и т. п. Обычно они сами или их предки являлись беглыми крепостными.

Царское правительство формально сохранило шведское аграрное законодательство, но правила, определявшие крестьянские повинности, имели обязательную силу лишь для арендаторов и крепостных в казенных имениях, помещичьи же крестьяне были предоставлены полному произволу владельцев. Казенные имения составляли ничтожную часть земельной собственности, так как количество их в продолжение XVIII в. сократилось во много раз из-за многочисленных пожалований государственных земель представителям дворянства.

После присоединения к России в прибалтийских провинциях началось экономическое оживление, которым воспользовались и представители торгового капитала, и помещики. Прибалтийские бароны поставляли большое количество водки на внутренний рынок, увеличили экспорт льна, хлеба и лесных материалов в западноевропейские страны, особенно в Голландию и Англию. Владельцы имений заражались духом предпринимательства. Рост товарного производства сопровождался усилением барщины. Телесные наказания крепостных стали повседневным явлением. Представитель лифляндского дворянства ландрат Розен отождествил крепостных с древнеримскими рабами. Он утверждал, что в Лифляндии крепостной и его имущество являются неограниченной собственностью помещика. К середине XVIII в. этот взгляд получил общее признание во всех местных административных и судебных учреждениях. Крепостничество в прибалтийских губерниях приняло еще более суровые формы, чем в остальной России.

Во второй половине XVIII в. крестьянское движение усиливалось с каждым новым десятилетием. Особенно широкий размах крестьянские волнения получили в 1784 г., когда вся Лифляндская губерния превратилась в арену массовых крестьянских выступлений. Со своей стороны идеологи нарождающейся буржуазии все чаще выступали с резкой критикой крепостничества. С требованием реформ выступали И. Г. Эйзен, Г. И. Яннау, Г. Меркель и другие последователи французских просветителей XVIII в.

Лифляндский ландтаг был вынужден пойти на некоторые, впрочем ничтожные, уступки крестьянам. В 1765 г. он предоставил крепостным право искать судебную защиту против произвола помещиков. Но сопротивление дворянства свело на нет и эту уступку. Более существенное значение имело распространение ва прибалтийские губернии наместнической системы управления, при которой в административных и судебных учреждениях должностные лица, избираемые дворянством, были заменены чиновниками, назначаемыми правительством. С целью поощрения внешней торговли в 1765 г. был опубликован Устав о рижской коммерции, упразднивший ряд средневековых пережитков, препятствовавших дальнейшему росту торговли. В 1787 г. на прибалтийские города была распространена реформа городского управления. Цеховая замкнутость была ликвидирована, и в городах Прибалтики стали появляться первые капиталистические мануфактуры. «Остзейские привилегии» находились под угрозой уничтожения. Но Павел I указом 1796 г. восстановил прежнюю систему управления.