Столыпин не хотел наступления той реакции, которая сей-

час связывается с его именем. Он сделал все, что мог для по-

давления  революции.  Но после ее окончания он расчитывал на

длительный  период эволюционного развития. [4] Его афоризм :

"Дайте государству 20 лет покоя внутреннего и внешнего, и вы

не узнаете нынешней России". Под руководством Столыпина была

составлена    программа    реформ,    включавшая    в   себя

переустройство  местного  самоуправления  и  суда,  введение

социального страхования для рабочих, распространение земских

учреждений   на   окраины  страны,  вероисповедные  реформы,

переход   к   всеобщему   начальному  образованию.  В  своей

совокупности  они  имели  бы  большее значение, чем аграрная

реформа.

      Осуществилось из этих реформ немногое : страхование от

несчастных случаев, реформа местного суда, кроме того, ввели

земство  в некоторых регионах. Все остальные реформы еще при

жизни  Столыпина застряли в Государственном совете - верхней

палате  российского  парламента, а после его смерти они были

провалены.

      Сразу  же  после  окончания  революции 1905-1907 годов

события приняли совсем не тот оборот, на который рассчитывал

Столыпин. Революция разоблачила царский строй, оттолкнула от

него  почти  все  классы.  И  только класс помещиков в своем

огромном  большинстве оставался на стороне правящего режима,

только  на  него  этот  режим  мог с уверенностью опереться.

Соответственно   возросла   зависимость  правительства  от

настроений  помещиков.  А  последние  быстро  опомнились  от

страха и решили, что жизнь вошла в прежнюю колею и ничего не

нужно  в  ней  менять.  Именно  помещики  развернули  шумную

кампанию  против  местных  реформ, увидев в них покушение на

свои  вековые  привилегии.  Бюрократы старого закала тоже не

быди   довольны   столыпинскими   нововведениями.  С  другой

стороны,  в  придворных  верхах  укрепились  реставраторские

настроения,  разрабатывались  разные  проекты, имевшие целью

ликвидацию  Думы,  а  Столыпин  считал,  что  они  обернутся

"злостной  провокацией и началом новой революции". Клерикалы

были  недовольны  столыпинской  политикой веротерпимости и с

подозрением   относились   к   проекту   введения  всеобщего

начального  образования,  ибо в нем упор делался на развитие

светской  школы.  Наконец,  и  сам  царь  начинал тяготиться

Столыпиным,  считая,  что  он  узурпирует его власть. Против

Столыпина создалась мощная коалиция. Это классический пример

того, как официальное правительство захлестывает реакционная

волна.

      Как  пишет  Солженицын  [6],  правым  кругам и внешним

сферам  Столыпин  был нужен для борьбы с революцией, а когда

 революция   отошла,   "политика   Столыпина  стала  им  всем

нетерпима    и    невозможна".    С   1908   года   началась

систематическая   травля   Столыпина   правыми  сначала  при

попустительстве, а потом и с разрешения Николая.

      Столыпин  в  последний  год  своей  жизни  работал над

проектом  обширных  государственных преобразований. Но после

его  смерти  все  бумаги,  связанные  с проектом, исчезли, и

долгое   время   столыпинский   проект  был  окутан  пеленой

таинственности.  Эту  завесу несколько приподняли вышедшие в

середине  XX века воспоминания А.В.Зеньковского, помогавшего

Столыпину  при составлении проета. Летом 1911 года Столыпин,

отдыхая в Колноберже, дорабатывал свой проект. 28 августа он

приехал  в  Киев  на  торжества  по  случаю открытия земских

учреждений  и  памятника  Александру  II.  И  сразу же стало

очевидно,  что  его  дни  на  высшем  государственном  посту

сочтены.   Ему  не  нашлось  места  в  экипажах,  в  которых

следовали император, его семья и приближенные. Ему вообще не

предоставили   казенного   экипажа,  и  председателю  Совета

министров   пришлось   нанимать  извозчика.  Положение  спас

городской  голова,  уступив Столыпину свой экипаж. По городу

поползли  слухи  о  готовящемся  покушении  на  премьера. 26

августа   в  охранное  отделение  явился  24-летний киевский

житель  Д.Г.Богров  и  заявил, что во время своего недавнего

пребывания  в  Петербурге  он встречался с видными эссерами.

Один  из них, Николай Яковлевич, предупредил о своем приезде

в  Киев  и  попросил  помочь  с квартирой. Богров - личность

малопривлекательная, несмотря на попытки некоторых историков

героизировать  его. Этот провокатор родился в богатой семье,

учился  в  университете, ездил за границу, играл в карты, за

деньги   выдавал   охранке  анархистов,  затем  решил  убить

Столыпина - вот и вся жизнь Богрова.

      1  сентября  1911  года в киевской опере шла "Сказка о

царе  Салтане".  В  ложе  находился  царь,  Столыпин сидел в

первом  ряду,  в  18  ряду  - Богров. После второго акта был

большой  перерыв, царь покинул ложу. Столыпин стоял спиной к

сцене,  опершись  на  рампу,  и  беседовал с министром двора

В.Б.Фредериксом   и   военным  министром   В.А.Сухомлиновым.

Богров, подойдя к Столыпину на расстояние двух - трех шагов,

дважды  выстрелил.  Одна  пуля  попала в руку, другая, задев

орден  на  груди, изменила направление и прошла через живот.

Столыпин  сначала  растерянно  вытирал  кровь,  затем  начал

оседать  на  пол.  Богров  успел дойти до выхода из зала, но

всеобщее  оцепенение  прошло,  его  схватили и избили. Когда

порядок  восстановился,  зрители  вернулись  в  зал,  в ложе

появился  царь.  Хор  исполнил  "Боже, царя храни". Раненого

отправили в клинику. Состояние Столыпина несколько дней было

неопределенным.  Торжественные  мероприятия же продолжались.

Царь  однажды  побывал в клинике, но к Столыпину не пошел, а

своей  матери написал, что Ольга Борисовна его не пустила. 5

сентября   состояние   раненого  резко  ухудшилось,  вечером

Столыпин умер.

      9  сентября  Богров  предстал  перед Киевским окружным

 военным  судом  и 12 сентября по приговору суда был повешен.

Современников удивила эта поспешная расправа.

      Существует  предположение,  что  выстрел в Столыпина 1

сентября 1911 года в Киеве не был случайностью. К тому же за

несколько  месяцев  до  этого  сорвалась  попытка  заставить

Столыпина  уйти  в  отставку.  Существуют  две  версии этого

убийства.   Первая   -   советского  историка  А.Д.Авреха  :

высокопоставленные   жандармы,  обеспечивавшие  безопасность

царя и его свиты во время поездки в Киев, сразу же разгадали

намерения  Богрова.  Но  они понимали, что царь и придворная

камарилья  давно  уже  тяготились  Столыпиным,  и  решили не

мешать  Богрову.  Наоборот, они давали ему билеты и пропуска

на   все   торжественные   мероприятия,   где  присутствовал

Столыпин.   Именно  от  жандармов  Богров  получил  билет  в

киевскую   оперу  1  сентября.  Вторая  версия  -  польского

историка  Л.Базылева, который считал, что охранка, много лет

получая информацию от Богрова, привыкла ему доверять и стала

жертвой своего доверия, проще говоря, прошляпила.

      Столыпина  похоронили  на территории Киевско-Печерской

лавры.  На  собранные  по  подписке  деньги  в Киеве ему был

поставлен памятник. После революции памятник был разрушен, а

сравнительно  недавно, в конце 70-х годов, сравняли с землей

и могилу Столыпина.

      Столыпин во многом отличался от тех высокопоставленных

российских бюрократов, которые занимали руководящие посты до

и после него и которых характеризовала безликая консерватив-

ность.  Он  был прекрасным оратором. Его выступления в Думе,

образные,  полные  сарказма,  вызывали  восторг  у  публики.

Столыпин  умел защищать класс, к которому принадлежал. Так 6

марта  1907 года председатель Совета министров, в частности,

говорил   :   "Правительство   будет  приветствовать  всякое

открытое разоблачение какого-либо неустройства, но иначе оно

должно  отнестись к нападкам, ведущим к созданию настроения,

в атмосфере которого должно готовиться открытое выступление.

Эти  нападки расчитаны на то, чтобы вызвать у власти паралич

мысли и воли, все они сводятся к двум словам - "руки вверх".

На   эти   два   слова,   господа,  правительство  с  полным

спокойствием, с сознанием собственной правоты может ответить

только  двумя словами : 'Не запугаете !'". Столыпин охотно и

умело    вел   диалог   с   прессой,   с   представительными

учреждениями,  с общественностью, и у его оппонентов никогда

не  возникало  впечатления,  что они спорят со статуей. Нет,

перед ними был живой человек, который понимал их аргументы и

выдвигал   свои.   При  этом,  однако,  Столыпин  был  очень

предрасположен  к  демагогии - говорил одно, а думал другое.

Поэтому  так  трудно  работать с его речами. Кроме того, при

всем  своем  умении вести диалог с общественностью, Столыпин

опирался не на общественность, а на бюрократию и полицейский

аппарат, на дворянство. Именно они его и погубили.

      И  еще  одна  черта  Столыпина,  как  государственного

деятеля:  убежденный  в  правильности  своих проектов, он не

считал   настоятельно  необходимым  убедить  в  этом  народ,

 крестьянство,    которое,    по   его   мнению,   по   своей

"некультурности"  не  сознавало  собственной пользы. Во всем

мире,   доказывал  он,  полезные  начинания  проводятся  при

сильнейшем давлении сверху.

      Его деятельность не была однозначной. В целом Столыпин

был,  несомненно,  крупным государственным деятелем, но вряд

ли особо выдающимся. "У П.А.Столыпина был сильный ум,- писал

современник,-но   это   был   какой-то   ум  второго  сорта,

действительно  лишенный  и  углубления,  и  идеалистического

благородства,   ум,   смешанный   с   мелкой   хитростью   и

лукавством". Однако, при всех своих отнюдь не исключительных

качествах  Столыпин видел все же дальше и глубже, чем царь и

помещики.  Его судьба определилась тем, что они не захотели

иметь "приказчика", превосходившего их по личным качествам.

      Столыпина уже не стало, а его предшественник С.Ю.Витте

еще действовал. Отставка с поста председателя Совета минист-

ров стала для Витте концом политической карьеры. Однако, си-

деть,  сложа  руки,  он  не  собирался  и  не  терял надежды

вернуться   к   власти.   Оставались   еще   такие  средства

политической  борьбы,  как трибуна Государственного совета и

печать.

      С присущей ему энергией Витте использовал их для того,

чтобы   снять   с   себя  ответственность  за  происхождение

русско-японской  войны и революции и вообще представить свою

государственную деятельность в выгодном свете.

     Витте не терял надежды на возвращение к государственной

деятельности  до последнего дня своей жизни. В начале первой

мировой  войны,  предсказывая,  что она окончится крахом для

самодержавия,  Витте  заявил  о  готовности  взять  на  себя

миротворческую  миссию  и  попытался вступить в переговоры с

немцами.  Но  он  уже  был  смертельно  болен и скончался 28

февраля 1915 года. Несмотря на войну, имя бывшего премьера в

течение нескольких дней не сходило со страниц газет.

      Царская  чета  встретила  известия о смерти Витте, как

подарок  судьбы. Витте был единственным из министров Николая

II,  не  просто  усердно  работавшем  в  тени  императорской

власти,  но вышедшим из этой тени, непомерно возвысившимся в

дни  своего  короткого  премьерства. Что бы он не писал и не

печатал  о русско японской войне и революции, доказывая свою

непричастность к их происхождению, выставляя себя спасителем

царской  власти,  для  Николая  II  события  ненавистной ему

революции  были прежде всего связаны с именем Витте. Царь не

мог  простить  ему  унижений,  пережитых в трудные дни осени

1905  года,  когда  Витте вынудил его сделать то, чего он не

хотел  и что противоречило прочно сложившимся в его сознании

представлениям о самодержавной власти. Среди государственных

деятелей  последних  лет  существования  Российской  империи

Витте   выделялся   необычным  прагматизмом,  граничившим  с

политикаством.  Прагматизм  Витте  был  не только отражением

свойств  его  личности, но и явлением времени. Витте показал

себя  выдающимся  мастером  латать расползшийся политический

режим,  ограждая  его  от радикального обновления. Он многое

 сделал  для  того,  чтобы продлить век старой власти, однако

был   не   в   силах   приспособить  отжившую  свое  систему

государственного  управления к новым отношениям и институтам

и   противостоять   естественному   ходу   вещей.