Римский император из рода Юлиев -- Клавдиев, правивший в 14--37 гг. Род
16 ноября 42 г. до Р.Х. Умер 16 марта 37 г.
Тиберий, пасынок Августа, принадлежал к древнему патрицианскому роду
Клавдиев. Отец его в александрийскую войну был квестором Гая Цезаря и,
начальствуя над флотом, много способствовал его победе. В перузианскую войну
он сражался на стороне Луция Антония и после поражения бежал сначала к
Помпею в Сицилию, а потом к Антонию -- в Ахайю. При заключении всеобщего
мира он вернулся в Рим и здесь по требованию Августа уступил ему свою жену,
Ливию Друзиллу, которая к этому времени уже родила сына Тиберия и была
беременна вторым ребенком. Вскоре после этого Клавдий скончался.
Младенчество и детство Тиберия были тяжелыми и неспокойными, так как он
повсюду сопровождал родителей в их бегстве. Много раз в это время жизнь его
была на волосок от смерти. Но когда мать его стала женой Августа, положение
его резко переменилась. Военную службу он начал в 26 г. до Р.Х. во время
кантабрийского похода, где он был войсковым трибуном, а гражданскую -- в 23
г. до Р.Х., когда он в присутствии Августа в нескольких процессах защищал
царя Архелая, жителей Тралл и жителей Фессалии и привлек к суду Фанния
Цепиона, который с Варроном Муреной составил заговор против Августа, и
добился его осуждения за оскорбление величества. В том же году он был избран
квестором.
В 20 г. до Р.Х. Тиберий возглавлял поход римских войск на восток,
вернул армянское царство Тиграну и в своем лагере, перед трибуной
военачальника, возложил на него диадему. Претуру он получил в 16 г. до Р.Х.
После нее около года управлял Косматой Галлией, неспокойной из-за раздоров
вождей и набегов варваров, а в 15 г. до Р.Х. вел войну в Иллирии с
винделиками и ретами. Консулом Тиберий впервые стал в 13 г. до Р.Х.
Первый раз он женился на Агриппине, дочери Марка Агриппы. Но хотя они
жили в согласии и она уже родила ему сына Друза и была беременна во второй
раз, ему было велено в 11 г. до Р.Х. дать ей развод и немедленно вступить в
брак с Юлией, дочерью Августа. Дня него это было безмерной душевною мукой; к
Агриппине он питал глубокую сердечную привязанность. Юлия же своим нравом
была ему противна -- он помнил, что еще при первом муже она искала близости
с ним, и об этом даже говорили повсюду. Об Агриппине он тосковал и после
развода; и когда один только раз случилось ему ее встретить, он проводил ее
таким взглядом, долгим и полным слез, что были приняты меры, чтобы она
больше никогда не попадалась ему на глаза. С Юлией он поначалу жил в ладу и
отвечал ей любовью, но потом стал все больше от нее отстраняться; а после
того, как не стало сына, который был залогом их союза, он даже спал
отдельно. Сын этот родился в Аквилее и умер еще младенцем.
В 9 г. до Р.Х. Тиберий вел войну в Паннонии и покорил бревков и
долматов. За этот поход ему присуждена была овация. В следующем году ему
пришлось воевать в Германии. Пишут, что он захватил в плен 40 000 германцев,
поселил их в Галлии возле Рейна и вступил в Рим триумфатором. В 6 г. До Р.Х.
ему на пять лет была вручена трибунская власть.
Но среди этих успехов, в расцвете лет и сил, он неожиданно решил отойти
от дел и удалиться как можно дальше. Быть может, его толкнуло на это
отношение к жене, которую он не мог ни обвинить, ни отвергнуть, но и не мог
больше терпеть; быть может -- желание не возбуждать неприязни к себе в Риме
и своим удалением укрепить свое влияние. Ни просьбы матери, умолявшей его
остаться, ни жалобы отчима в сенате на то, что он его покидает, не
поколебали его; встретив еше более решительное сопротивление, он на четыре
дня отказался от пищи.
Добившись наконец позволения уехать, он тотчас отправился в Остию,
оставив в Риме жену и сына, не сказав ни слова никому из провожавших и лишь
с немногими поцеловавшись на прощание. Из Остии он поплыл вдоль берега
Кампании. Здесь он задержался было при известии о нездоровье Августа; но так
как пошли слухи, будто он ожидает, не сбудутся ли самые смелые его надежды,
он пустился в море почти что в самую бурю и достиг, наконец, Родоса. Красота
и здоровый воздух этого острова привлекли его еще тогда, когда он бросил
здесь якорь на пути из Армении.

Здесь он стал жить как простой гражданин, довольствуясь скромным домом
и немногим более просторной виллой. Без ликтора и без рассыльного он то и
дело прогуливался по гимнасию и с местными греками общался почти как равный.
Он был постоянным посетителем философских школ и чтений.
Во 2 г. до Р.Х. он узнал, что Юлия, жена его, осуждена за разврат и
прелюбодеяние, и что Август от его имени дал ей развод. Он был рад этому
известию, но все же почел своим долгом, сколько мог, заступиться перед отчим
за дочь в своих неоднократных письмах. В следующем году истек срок
трибунских полномочий Тиберия, и он подумал о том, чтобы возвратиться в Рим
и навестить своих родственников. Однако от имени Августа ему было объявлено,
чтобы он оставил всякую заботу о тех, кого с такой охотой покинул. Теперь он
уже вынужден был оставаться на Родосе против воли. Тиберий удалился в глубь
острова, забросил обычные упражнения с конем и оружием, отказался от
отеческой одежды, надел греческий плащ и сандалии и в таком виде прожил
почти два года, с каждым годом все более презираемый и ненавидимый.
Август разрешил ему вернуться только во 2 г. при условии, что он не
будет принимать никакого участия в государственных делах. Тиберий поселился
в садах Мецената, предался полному покою и занимался только частными делами.
Но не прошло и трех лет, как Гай и Луций, внуки Августа, которым он
предполагал передать власть, скончались. Тогда в 4 г. Август усыновил
Тиберия вместе с братом умерших, Марком Агриппой, но предварительно Тиберий
должен был усыновить своего племянника Германика.
С этих пор ничего не было упущено для возвышения Тиберия -- в
особенности после отлучения и ссылки Агриппы, когда он заведомо остался
единственным наследником. Сразу после усыновления он вновь получил
трибунскую власть на пять лет и ему было поручено умиротворение Германии.
Три года Тиберий усмирял херусков и хавков, укреплял границы по Эльбе и
боролся против Маробода. В 6 г. пришла весть об отпадении Иллирии и
восстании в Паннонии и Далматии. Ему была доверена и эта война, -- самая
тяжелая из внешних войн римлян после Пуннической. С пятнадцатью легионами и
равным количеством вспомогательных войск Тиберию пришлось воевать три года
при величайших трудностях всякого рода и крайнем недостатке продовольствия-
Его не раз отзывали, но он упорно продолжал войну, опасаясь, что сильный и
близкий враг, встретив добровольную уступку, перейдет в нападение. И за это
упорство он был щедро вознагражден: весь Иллирик, что простирается от
Италии и Норика до Фракии и Македонии и от Дуная до Адриатического моря, он
подчинил и привел к покорности.
Обстоятельства придали еще большее значение этой победе. Как раз около
этого времени в Германии погиб Квинтилий Вар с тремя легионами, и никто не
сомневался, что победители-германцы соединились бы с паннонцами, если бы
перед этим не был покорен Иллирик. Поэтому Тиберию был назначен триумф и
многие другие почести.
В 10 г. Тиберий вновь отправился в Германию. Он знал, что виной
поражения Вара была опрометчивость и беззаботность полководца. Поэтому он
проявил необычайную бдительность, готовясь к переходу через Рейн, и сам,
стоя на переправе, проверял каждую повозку, нет ли в ней чего сверх
положенного и необходимого. А за Рейном вел он такую жизнь, что ел, сидя на
голой траве, и спал часто без палатки. Порядок в войске он поддерживал с
величайшей строгостью, восстановив старые способы порицаний и наказаний. При
всем этом в сражения он вступал часто и охотно и в конце концов добился
успеха. Вернувшись в 12 г. в Рим, Тиберий справил свой паннонийский триумф.
В 13 г. консулы внесли закон, чтобы Тиберий совместно с Августом
управлял провинциями и производил перепись. Он совершил пятилетнее
жертвоприношение и отправился в Иллирик, но с дороги тотчас был вызван
обратно к умирающему отцу. Августа он застал уже без сил, но еще живого, и
целый день оставался с ним наедине.
Кончину Августа он держал в тайне до тех пор, пока не был умерщвлен
молодой Агриппа. Его убил приставленный к нему для охраны войсковой трибун,
получив об этом письменный приказ. Неизвестно, оставил ли этот приказ
умирающий Август или же от его имени продиктовала Ливия с ведома или без
ведома Тиберия. Сам Тиберий, когда трибун доложил ему, что приказ исполнен,
заявил, что такого приказа он не давал.
Хотя он без колебания решился тотчас принять верховную власть и уже
окружил себя вооруженной стражей, залогом и знаком господства, однако на
словах он долго отказывался от власти, разыгрывая самую бесстыдную комедию:
то он с упреком говорил умоляющим друзьям, что они и не знают, какое это
чудовище -- власть, то двусмысленными ответами и показной нерешительностью
держал в напряженном неведении сенат, подступавший к нему с
коленопреклоненными просьбами. Некоторые даже потеряли терпение: кто-то
среди общего шума воскликнул: "Пусть он правит или пусть он уходит!"; кто-то
в лицо ему заявил, что иные медлят делать то, что обещали, а он медлит
обещать то, что уже делает. Наконец, словно против воли, с горькими жалобами
на тягостное рабство, возлагаемое им на себя, он принял власть-Причиной его
колебаний был страх перед опасностями, угрожавшими ему со всех сторон: в
войсках вспыхнули сразу два мятежа, в Иллирике и Германии. Оба войска
предъявили много чрезвычайных требований, а германские войска не желали даже
признать правителя, не ими поставленного, и всеми силами побуждали к власти
начальствовавшего над ними Германика, несмотря на его решительный отказ.
Именно этой опасности больше всего боялся Тиберий.
После прекращения мятежей, избавившись наконец от страха, он поначалу
повел себя как примерный. Из множества высочайших почестей принял он лишь
немногие и скромные. Даже имя Августа, полученное им по наследству, он
употреблял только в письмах к царям и правителям. Консульство с этих пор он
принимал только три раза. Угодливость была ему так противна, что он не
подпускал к своим носилкам никого из сенаторов ни для приветствия, ни по
делам. Даже когда в разговоре или в пространной речи он слышал лесть, то
немедленно обрывал говорящего, бранил его и тут же поправлял. Когда кто-то
обратился к нему "государь", он тотчас объявил, чтобы более так его не
оскорбляли. Но и непочтительность, и злословие, и оскорбительные о нем
стишки он переносил терпеливо и стойко, с гордостью заявляя, что в свободном
государстве должны быть свободными и мысль, и язык.
Сенаторам и должностным лицам он сохранил прежнее величие и власть. Не
было такого дела, малого или большого, государственного или частного, о
котором бы он не доложил сенату. И остальные дела вел он всегда обычным
порядком через должностных лиц. Консулы пользовались таким почтением, что
сам Тиберий неизменно вставал перед ними и всегда уступал дорогу.
Но постепенно он дал почувствовать в себе правителя. Его природная
угрюмость и врожденная жестокость стали проявляться все чаще и чаще.
Поначалу он действовал с оглядкой на закон и общественное мнение, но потом,
преисполнившись презрением к людям, дал полную власть своим тайным порокам.
В 15 г. было положено начало процессам о так называемом оскорблении
величества. Этот старый закон при Августе почти не применялся. Когда же
Тиберия спросили, привлекать ли к суду провинившихся по этому закону, он
ответил: "Законы должны исполняться", -- и их начали исполнять с крайней
жестокостью. Кто-то снял голову со статуи Августа, чтобы заменить ее на
другую; дело пошло в сенат и, ввиду возникших сомнений, расследовалось под
пыткой. Понемногу дошло до того, что смертным преступлением стало считаться,
если кто-нибудь перед статуей Августа бил раба или переодевался, если
приносил монету или кольцо с изображением Августа в отхожее место или в
публичный дом, если без похвалы отзывался о каком-нибудь его слове или деле.
Не менее суров оказался Тиберий к близким. К обоим своим сыновьям -- и к
родному Друзу, и к приемному Германику -- он никогда не испытывал отеческой
любви. Германик внушал ему зависть и страх, так как пользовался огромной
любовью народа. Поэтому он всячески старался унизить его славнейшие деяния,
объявляя их бесполезными, а самые блистательные победы осуждал как пагубные
для государства. В 19 г. Германик внезапно скончался в Сирии, и полагали
даже, что Тиберий был виновником его гибели, отдав тайный приказ отравить
сына, что и было исполнено наместником Сирии Пизоном. Не успокоившись на
этом, Тиберий перенес в дальнейшем свою ненависть на всю семью Германика.
Собственный сын Друз был противен ему своими пороками, так как жил
легкомысленно и распущенно. Когда он умер в 23 г. (как выяснилось позже,
отравленный собственной женой и ее любовником Сеяном, префектом
преторианцев), это не вызвало в Тиберий никакой скорби: чуть ли не сразу
после похорон он вернулся к обычным делам, запретив продолжительный траур.
Посланники из Ил-лиона принесли ему соболезнование немного позже других, --
а он, словно горе уже было забыто, насмешливо ответил, что и он в свой черед
им сочувствует: ведь они лишились лучшего своего согражданина Гектора
(Светоний: "Тиберий"; 4, 6, 7-22, 24-28, 30--31, 38, 52, 58).
В 26 г. Тиберий решил поселиться вдали от Рима. Сообщают, что его
изгнало из столицы властолюбие его матери Ливии, которую он не желал
признавать своей сопра-вительницей и от притязаний которой не мог
избавиться, ведь сама власть досталась ему через нее: достоверно известно
было, что Август подумывал передать принципат Германику, и только после
многих просьб жены сдался на ее уговоры и усыновил Тиберия. Этим и попрекала
постоянно Ливия сына, требуя от него благодарности (Тацит: "Анналы"; 4; 57).
С тех пор Тиберий больше никогда не возвращался в Рим.
Поначалу он искал уединения в Кампании, а в 27 г. переехал на Капри --
остров привлекал его прежде всего тем, что высадиться на него можно было в
одном лишь небольшом месте, а с остальных сторон он был окружен высочайшими
скалами и глубинами моря. Правда, народ неотступными просьбами тотчас
добился его возвращения, так как произошло несчастье в Фиденах: на
гладиаторских играх обрушился амфитеатр, и больше двадцати тысяч человек
погибло. Тиберий переехал на материк и всем позволил приходить к нему.
Удовлетворив всех просителей, он вернулся на остров и окончательно оставил
все государственные дела. Более он не пополнял декурии всадников, не
назначал ни префектов, ни войсковых трибунов, не сменял наместников в
провинциях; Испания и Сирия несколько лет оставались без консульских
легатов, Армению захватили парфяне, Мезию -- дакийцы и сарматы. Галлию
опустошали германцы -- но он не обращал на это внимания, к великому позору и
не меньшему урону для государства (Светоний: "Тиберий"; 39--41). В
распоряжении Тиберия находилось двенадцать вилл с дворцами, каждая из
которых имела свое название; и насколько прежде он был поглощен заботами о
государстве, настолько теперь предался тайному любострастию и низменной
праздности (Тацит: "Анналы"; 4; 67). Он завел особые постельные комнаты,
гнезда потаенного разврата. Собранные толпами отовсюду девочки и мальчики
наперебой совокуплялись перед ним по трое, возбуждая этим зрелищем его
угасающую похоть. Спальни, расположенные тут и там, он украсил картинами и
статуями самого непристойного свойства и разложил в них книги Элефантиды,
чтобы всякий в своих трудах имел под рукою предписанный образец. Даже в
лесах и рощах он повсюду устроил Венерины местечки, где в гротах и между
скал молодые люди обоего пола предо всеми изображали фавнов и нимф. Он завел
также мальчиков самого нежного возраста, которых называл своими рыбками и с
которыми забавлялся в постели. К похоти такого рода он был склонен и от
природы, и от старости. Поэтому отказанную ему по завещанию картину
Паррасия, изображавшую совокупление Мелеагра и Атланты, он не только принял,
но и поставил в своей спальне. Говорят, даже при жертвоприношении он однажды
так распалился на прелесть мальчика, несшего кадильницу, что не смог
устоять, и после обряда чуть ли не тут же отвел его в сторону и растлил, а
заодно и брата его, флей-тиета; но когда они после этого стали попрекать
друг друга бесчестием, он велел перебить им колени. Измывался он и над
женщинами, даже самыми знатными.
29 г. оказался роковым для многих близких Тиберия. Прежде всего
скончалась Ливия, его мать, с которой он уже много лет был в ссоре. Тиберий
начал удаляться от нее сразу после принятия власти, а открыто порвал после
того, как она, в порыве досады на его неблагодарность, огласила некоторые
древние письма Августа, где тот жаловался на жестокость и упрямство Тиберия.
Он безмерно был оскорблен тем, что эти письма хранились так долго и были
обращены против него так злостно. За все три года от его отъезда и до ее
кончины он виделся с нею только один раз. Он и потом не посетил ее, когда
она заболела, и заставил напрасно ждать себя, когда она умерла, так что тело
ее было погребено лишь много дней спустя, уже разлагающееся и гниющее.
Обожествление ее он запретил, а завещание объявил недействительным, со всеми
же друзьями и близкими расправился очень скоро (Светоний: "Тиберий"; 43--45,
51). Вслед за тем наступила пора безграничного и беспощадного самовластия.
При жизни Ливии все же существовало какое-то прибежище для преследуемых, так
как Тиберий издавна привык оказывать послушание матери, да и Сеян, его злой
гений и наушник, не осмеливался возвышаться над авторитетом его
родительницы; теперь же оба они понеслись, словно освободившись от узды, и
напустились на вдову Германика Агриппину и сына ее Нерона (Тацит: "Анналы";
5; 3). Тиберий никогда не любил ее, но поневоле скрывал свои чувства, так
как народ перенес на нее и ее детей ту любовь, которую всегда питал к
Германику. Сеян усиленно раздувал эту неприязнь. Он подослал к ней мнимых
доброжелателей, дабы те под личиною дружбы предупредили ее, что для нее
изготовлен яд и что ей следует избегать яств, предлагаемых ей у свекра. И
вот, когда Агриппине пришлось возлежать за столом возле принцепса, она
хмурая и молчаливая, не притронулась ни к одному кушанью. Это заметил
Тиберий; случайно или, быть может, желая ее испытать, он похвалил
поставленные перед ним плоды и собственноручно протянул их невестке. Это еще
больше усилило подозрения Агриппины, и она, не отведав плодов, передала их
рабам (Тацит: "Анналы"; 4; 54). После этого Тиберий даже не приглашал ее к
столу, оскорбленный тем, что его обвиняют в отравлении. Несколько лет
Агриппина жила в опале, покинутая всеми друзьями. Наконец, возведя на нее
клевету, будто она хотела искать спасения то ли у статуи Августа, то ли у
войска, Тиберий сослал ее на остров Пандатерию, а когда она стала роптать,
ей побоями выхлестнули глаза. Агриппина решила умереть от голода, но ей
насильно раскрывали рот и вкладывали пищу. И даже когда она, упорствуя,
погибла, Тиберий продолжал ее злобно преследовать: самый день ее рождения
отныне велел он считать несчастливым. Двоих сыновей Агриппины -- Нерона и
Друза -- объявили врагами отечества и умертвили голодом.
Впрочем, и Сеян не смог воспользоваться плодами своего вероломства. В
31 г., уже подозревая его в кознях против себя, Тиберий под предлогом
консульства удалил Сеяна с Капри (Светоний: "Тиберий"; 53--54, 65). Потом
Антония, вдова его брата Друза, донесла Тиберию, что Сеян готовит заговор,
собираясь с помощью преторианцев лишить его власти (Флавий: "Иудейские
древности"; 18; 6; 6). Тиберий велел схватить префекта и казнить. В ходе
следствия открылись многие злодеяния Сеяна, в том числе и то, что по его
приказу отравлен был Друз, сын Тиберия. После этого Тиберий стал особенно
свиреп и показал свое истинное лицо. Дня не проходило без казни, будь то
праздник или заповедный день. Со многими вместе осуждались дети и дети их
детей. Родственникам казненных запрещено было их оплакивать. Обвинителям, а
часто и свидетелям назначались любые награды. Никакому доносу не отказывали
в доверии. Всякое преступление считалось уголовным, даже несколько невинных
слов. Трупы казненных бросали в Тибр. Девственниц старинный обычай запрещал
убивать удавкой -- поэтому несовершеннолетних девочек перед казнью растлевал
палач. Многих пытали и казнили на Капри, а потом сбрасывали трупы с высокой
скалы в море. Тиберий даже придумал новый способ пытки: людей поили допьяна
чистым вином, а затем им неожиданно перевязывали члены, и они изнывали от
режущей перевязки и от задержания мочи.
Незадолго до смерти он отправился в Рим, но, завидев издали его стены,
приказал повернуть обратно, так и не заехав в город. Он торопился обратно на
Капри, но в Астуре занемог. Немного оправившись, он доехал до Мизена и тут
слег окончательно (Светоний: "Тиберий"; 61--62, 72-- 73). Когда окружающие
решили, что дыхание Тиберия пресеклось и стали поздравлять Гая Цезаря,
последнего оставшегося в живых сына Германика и его наследника, вдруг
сообщили, что Тиберий открыл глаза, к нему возвратился голос и он просит
принести ему пищи. Всех эта новость повергла в трепет, но префект
преторианцев Макрон, не утративший самообладания, приказал удушить старика,
набросив на него ворох одежды. Таков был конец Тиберия на семьдесят восьмом
году жизни (Тацит: "Анналы"; 50).