К середине XVII в. ясно обозначился упадок Османской империи, начавшийся уже в предыдущем столетии. Турция все еще владела обширными территориями в Азии, Европе и Африке, располагала важными торговыми путями и стратегическими позициями, имела в своем подчинении множество народов и племен. Турецкий султан — Великий сеньор, или Великий турок, как называли его в европейских документах, — по-прежнему считался одним из самых могущественных государей. Грозной казалась и военная мощь турок. Но в действительности корни былого могущества султанской империи были уже подточены.
Османская империя не имела внутреннего единства. Ее отдельные части резко отличались друг от друга по этническому составу, языку и религии населения, по уровню социального, экономического и культурного развития, по степени зависимости от центральной власти. Сами турки составляли в империи меньшинство. Только в Малой Азии и в части Румелии (Европейская Турция), прилегающей к Стамбулу, они проживали большими компактными массами. В остальных провинциях они были рассеяны среди коренного населения, которое им так и не удалось ассимилировать.
Турецкое господство над угнетенными народами империи основывалось, таким образом, почти исключительно на одном только военном насилии. Такого рода господство могло продолжаться более или менее длительный срок лишь при наличии достаточных средств для осуществления этого насилия. Между тем военная мощь Османской империи неуклонно снижалась. Военно-ленная система землевладения, унаследованная османами еще от сельджуков и в свое время явившаяся одной из важнейших причин успехов турецкого оружия, утратила прежнее значение. Формально, юридически она продолжала существовать. Но ее действительное содержание настолько изменилось, что из фактора укрепления и обогащения турецких феодалов класса она превратилась в источник его все возрастающей слабости.
Разложение военно-ленной системы землевладения
Военно-феодальный характер Османской империи определял всю ее внутреннюю и внешнюю политику. Видный турецкий политический деятель и писатель XVII в. Кочибей Гёмюрджинский отмечал в своем «рисале» (трактате), что османское государство «саблей добыто и саблей только может быть поддержано». Получение военной добычи, рабов и дани с завоеванных земель было в течение нескольких столетий главным средством обогащения турецких феодалов, а прямое военное насилие над покоренными народами и турецкими трудящимися массами — главной функцией государственной власти. Поэтому с момента возникновения османского государства турецкий правящий класс всю свою энергию и внимание направлял на создание и поддержание боеспособной армии. Решающую роль в этом отношении играла военно-ленная система землевладения, предусматривавшая формирование и снабжение феодального войска самими военными ленниками — сипахи, которые для этого получали из государственного земельного фонда на правах условного владения большие и малые поместья (зеаметы и тимары) с правом взимания определенной части ренты-налога в свою пользу. Хотя эта система распространялась не на все территории, захваченные турками, ее значение было решающим для турецкого военно-феодального государства в целом.
На первых порах военно-ленная система действовала четко. Она непосредственно вытекала из заинтересованности турецких феодалов в активной завоевательной политике и в свою очередь стимулировала эту заинтересованность. Многочисленные военные ленники — займы (владельцы зеаметов) и тимариоты (владельцы тимаров) — были не только военной, но и главной политической силой Османской империи, они составляли, по выражению турецкого источника, «настоящую рать за веру и государство». Военно-ленная система освобождала государственный бюджет от основной части расходов на содержание армии и обеспечивала быструю мобилизацию феодального войска. Турецкая пехота - янычары, а также некоторые другие корпуса правительственных войск состояли на денежном жаловании, но военно-ленная система землевладения косвенно влияла и на них, открывая перед командирами и даже рядовыми воинами заманчивую перспективу получения военных ленов и тем самым превращения в сипахи.
Военно-ленная система в первой время не отражалась губительно на крестьянском хозяйстве. Конечно, крестьянская райя (Райя (раайя, реайя) — общее название податного населения в Османской империи, «подданные»; впоследствии (не ранее конца XVIII в.) райей стали называть только немусульман.), лишенная каких бы то ни было политических прав, состояла в феодальной зависимости от сипахи и подвергалась феодальной эксплуатации. Но эта эксплуатация вначале носила преимущественно фискальный и более или менее патриархальный характер. До тех пор пока сипахи обогащался главным образом за счет военной добычи, он рассматривал землевладение не как основной, а как вспомогательный источник дохода. Он обычно ограничивался взиманием ренты-налога и ролью политического сюзерена и не вмешивался в хозяйственную деятельность крестьян, которые пользовались своими земельными участками на правах наследственного держания. При натуральных формах хозяйства такая система предоставляла крестьянам возможность сносного существования.
Однако в своем первоначальном виде военно-ленная система действовала в Турции недолго. Заложенные в ней внутренние противоречия стали проявляться уже вскоре после первых больших турецких завоеваний. Рождённая в войне и для войны, эта система требовала непрерывного или почти непрерывного ведения агрессивных войн, служивших основным источником обогащения господствующего класса. Но источник этот не был неиссякаемым. Турецкие завоевания сопровождались огромными разрушениями, а извлекаемые из завоеванных стран материальные ценности быстро и непроизводительно растрачивались. С другой стороны, завоевания, расширяя феодальное землевладение и создавая для феодалов известную гарантию беспрепятственной эксплуатации полученных поместий, поднимали в их глазах значение земельной собственности, увеличивали ее притягательную силу.
Жадность феодалов к деньгам возрастала по мере развития товарно-денежных отношений в стране и особенно внешних торговых связей, позволявших удовлетворять все растущий спрос турецкой знати на предметы роскоши.
Все это вызывало у турецких феодалов стремление к увеличению размеров поместий и получаемых с них доходов. В конце XVI в. перестал соблюдаться установленный прежними законами запрет сосредоточения нескольких ленов в одних руках. В XVII в., в особенности со второй его половины, процесс концентрации земельной собственности усилился. Начали создаваться обширные поместья, владельцы которых резко увеличивали феодальные повинности, вводили произвольные поборы, а в некоторых случаях, правда в то время еще редких, создавали барскую запашку в собственных имениях, так называемых чифтликах (Чифтлик (от турецкого «чифт» — пара, подразумевается пара волов, с помощью которых обрабатывается земельный участок) в рассматриваемой период — образованное на государственной земле частное феодальное имение. Чифтликская система получила наибольшее распространение позднее, в конце XVIII — начале XIX в., когда помещики — чифтликчи стали в массовом порядке захватывать крестьянские земли; в Сербии, где этот процесс проходил в особенно насильственных формах, он получил славянизированное название почитлученья.).
Самый способ производства от этого не изменился, но изменилось отношение феодала к крестьянам, к землевладению, к своим обязанностям перeд государством. На смену старому эксплуататору — сипахи, у которого на первом плане стояла война и которого интересовала больше всего военная добыча, пришел новый, гораздо более жадный до денег феодальный землевладелец, главной целью которого было получение максимального дохода от эксплуатации крестьянского труда. Новые землевладельцы в отличие от старых фактически, а иногда и формально освобождались от военных обязательств перед государством. Тем самым за счет государственно-феодального земельного фонда росла крупная частно-феодальная собственность. Этому способствовали и султаны, раздавая сановникам, пашам провинций, придворным фаворитам обширные поместья в безусловное владение. Прежним военным ленникам иногда тоже удавалось превратиться в помещиков нового типа, но чаще всего тимариоты и займы разорялись, и их земли переходили к новым феодальным владельцам. Прямо или косвенно приобщался к земельной собственности и ростовщический капитал. Но, содействуя разложению военно-ленной системы, он не создавал нового, более прогрессивного способа производства. Как отмечал К. Маркс, «при азиатских формах ростовщичество может существовать очень долго, не вызывая ничего иного, кроме экономического упадка и политической коррупции»; «...оно консервативно и только доводит существующий способ производства до более жалкого состояния» (К. Маркc, Капитал, т. III, стр. 611, 623.).
Разложение, а затем и кризис военно-ленной системы землевладения повлекли за собой кризис турецкого военно-феодального государства в целом. Это не был кризис способа производства. Турецкий феодализм тогда еще был далек от той стадии, на которой возникает капиталистический уклад, вступающий в борьбу со старыми формами производства и старой политической надстройкой. Элементы капиталистических отношений, наблюдавшиеся в рассматриваемый период в экономике городов, особенно в Стамбуле и вообще в европейских провинциях империи, — появление некоторых мануфактур, частичное применение наемного труда на государственных предприятиях и пр. — были очень слабыми и непрочными. В сельском хозяйстве отсутствовали даже слабые ростки новых форм производства. Разложение турецкой военно-ленной системы вытекало не столько из перемен в способе производства, сколько из тех противоречий, которые коренились в ней самой и развивались, не выходя за рамки феодальных отношений. Но благодаря этому процессу произошли существенные изменения в аграрном строе Турции и сдвиги внутри класса феодалов. В конечном счете именно разложение военно-ленной системы вызвало упадок турецкой военной мощи, что в силу специфически военного характера османского государства имело решающее значение для всего его дальнейшего развития.
Снижение военной мощи турок. Поражение под Веной и его последствия
К середине XVII в. кризис военно-ленной системы землевладения зашел далеко. Его последствия проявлялись и в усилении феодального гнета (о чем свидетельствовали многочисленные случаи крестьянских восстаний, а также массовое бегство крестьян в города и даже за пределы империи), и в сокращении численности сипахийского войска (при Сулеймане Великолепном оно насчитывало 200 тыс. человек, а к концу XVII в.— всего 20 тыс.), и в разложении как этого войска, так и янычар, и в дальнейшем развале правительственного аппарата, и в росте финансовых затруднений.
Некоторые турецкие государственные деятели пытались задержать этот процесс. Наиболее видными среди них были великие везиры из семьи Кёпрюлю, осуществившие во второй половине XVII в. ряд мероприятий, имевших целью упорядочить управление, укрепить дисциплину в государственном аппарате и армии, урегулировать налоговую систему. Однако все эти меры приводили лишь к частичным и кратковременным улучшениям.
Турция слабела также и относительно — по сравнению со своими главными военными противниками, странами Восточной и Центральной Европы. В большинстве этих стран, хотя в них еще господствовал феодализм, постепенно росли новые производительные силы, развивался капиталистический уклад. В Турции не было предпосылок для этого. Уже после великих географических открытий, когда в передовых европейских странах происходил процесс первоначального накопления, Турция оказалась в стороне от экономического развития Европы. Далее, в Европе складывались нации и национальные государства, либо единонациональные, либо многонациональные, но и в этом случае во главе с какой-нибудь сильной складывающейся нацией. Между тем турки не только не могли сплотить все народы Османской империи в некую единую «османскую» нацию, но они сами все больше отставали в социально-экономическом, а стало быть, и в национальном развитии от многих подвластных им народностей, в особенности балканских.
Невыгодно для Турции в середине XVII в. сложилась и международная обстановка в Европе. Вестфальский мир поднял значение Франции и уменьшил ее заинтересованность в получении помощи от турецкого султана против Габсбургов. В своей антигабсбургской политике Франция стала больше ориентироваться на Польшу, а также на мелкие немецкие государства. С другой стороны, после Тридцатилетней войны, подорвавшей позиции императора в Германии, Габсбурги сосредоточили все усилия на борьбе с турками, стремясь отобрать у них Восточную Венгрию. Наконец, важное изменение в расстановке сил в Восточной Европе произошло в результате воссоединения Украины с Россией. Турецкая агрессия встретила теперь на Украине гораздо более мощное сопротивление. Углубились также польско-турецкие противоречия.
Военное ослабление Турции и растущее отставание ее от европейских государств скоро сказались на ходе военных действий в Европе. В 1664 г. большая турецкая армия потерпела при Сен-Готарде (Западная Венгрия) тяжелое поражение от австрийцев и венгров, к которым на этот раз присоединился и отряд французов. Правда, это поражение еще не остановило турецкую агрессию. В начале 70-х годов войска турецкого султана и его вассала — крымского хана несколько раз вторгались в Польшу и на Украину, доходя до самого Днепра, а в 1683 г. Турция, воспользовавшись борьбой части венгерских феодалов во главе с Эмериком Текели против Габсбургов, предприняла новую попытку разгромить Австрию. Однако именно эта попытка и привела к катастрофе под Веной.
Вначале поход развивался успешно для турок. Огромная, более чем стотысячная армия во главе с великим везиром Кара Мустафой разбила австрийцев на территории Венгрии, затем вторглась в Австрию и 14 июля 1683 г. подошла к Вене. Осада австрийской столицы продолжалась два месяца. Положение австрийцев было очень тяжелым. Император Леопольд, его двор и министры бежали из Вены. За ними стали спасаться бегством богачи и знать, пока турки не замкнули кольцо осады. Остались оборонять столицу главным образом ремесленники, студенты и пришедшие из сожженных турками пригородов крестьяне. Войска гарнизона насчитывали всего 10 тыс. человек и располагали ничтожным количеством орудий и боеприпасов. Защитники города слабели с каждым днем, вскоре начался голод. Турецкая артиллерия разрушила значительную часть укреплений.
Перелом наступил в ночь на 12 сентября 1683 г., когда к Вене подошел польский король Ян Собеский с немногочисленным (25 тыс. человек), но свежим и хорошо вооруженным войском, состоявшим из поляков и украинских казаков. Под Веной к Яну Собескому присоединились также саксонские отряды.
Наутро произошло сражение, завершившееся полным разгромом турок. Турецкие войска оставили на поле боя 20 тыс. убитых, всю артиллерию и обоз. Уцелевише турецкие части откатились к Буде и Пешту, потеряв еще 10 тыс. человек при переправе через Дунай. Преследуя турок, Ян Собеский нанес им новое поражение, после чего Кара Мустафа-паша бежал в Белград, где был умерщвлен по приказу султана.
Разгром турецких вооруженных сил под стенами Вены был неизбежным результатом задолго до этого начавшегося упадка турецкого военно-феодального государства. По поводу этого события К. Маркс писал: «... Нет абсолютно никаких оснований считать, что упадок Турции начался с того момента, когда Собеский оказал помощь австрийской столице. Исследования Гаммера (австрийский историк Турции.— Ред. неопровержимо доказывают, что организация Турецкой империи находилась тогда в состоянии разложения, и что уже за некоторое время до этого эпохе оттоманского могущества и величия быстро приходил конец» (К. Маркс, Реорганизация английского военного ведомства.— Австрийские требования.— Экономическое положение Англии. — Сент-Арно, К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч , т. 10. изд. 2, стр. 262.).
Поражение под Веной положило конец турецкому продвижению в Европу. С этого времени Османская империя начинает постепенно терять одну за другой завоеванные ею прежде территории.
В 1684 г. для борьбы с Турцией сформировалась «Священная лига» в составе Австрии, Польши, Венеции, а с 1686 г.— и России. Военные действия Польши были неудачными, но австрийские войска в 1687—1688 гг. заняли Восточную Венгрию, Славонию, Банат, овладели Белградом и начали продвигаться в глубь Сербии. Действия сербского добровольческого войска, выступавшего против турок, а также восстание болгар, вспыхнувшее в 1688 г. в Чипровце, создали серьезную угрозу турецким коммуникациям. Ряд поражений нанесла туркам Венеция, овладевшая Мореей и Афинами.
В сложной международной обстановке 90-х годов XVII в., когда австрийские силы были отвлечены войной с Францией (война Аугсбургской лиги), военные действия «Священной лиги» против турок приняли затяжной характер. Тем не менее Турция продолжала терпеть неудачи. Важную роль в военных событиях этого периода сыграли Азовские походы Петра I в 1695—1696 гг., облегчившие задачу австрийского командования на Балканах. В 1697 г. австрийцы наголову разбили большую турецкую армию у города Зенты (Сента) на Тиссе и вторглись в Боснию.
Большую помощь Турции оказала английская и голландская дипломатия, при посредничестве которой в октябре 1698 г. в Карловицах (в Среме) открылись мирные переговоры. Международная обстановка в общем благоприятствовала Турции: Австрия вступила с ней в сепаратные переговоры, чтобы, обеспечив свои интересы, уклониться от поддержки русских требований относительно Азова и Керчи; Польша и Венеция также были готовы сговориться с турками за счет России; державы-посредвицы (Англия и Голландия) выступали открыто против России и вообще больше помогали туркам, нежели союзникам. Однако внутреннее ослабление Турции зашло настолько далеко, что султан готов был окончить войну любой ценой. Поэтому итоги Карловицкого конгресса оказались для Турции весьма неблагоприятными.
В январе 1699 г. были подписаны договоры между Турцией и каждым из союзников в отдельности. Австрия получила Восточную Венгрию, Трансильванию, Хорватию и почти всю Славонию; только Банат (провинция Темешвар) с крепостями возвращался султану. Мирный договор с Польшей лишил султана последней оставшейся у него части Правобережной Украины и Подолии с Каменецкой крепостью. Венеции турки уступили часть Далмации и Морею. Россия, покинутая своими союзниками, была вынуждена подписать с турками в Карловицах не мирный договор, а лишь перемирие сроком на два года, оставившее в ее руках Азов. Впоследствии, в 1700 г., в развитие условий этого перемирия в Стамбуле был заключен русско-турецкий мирный договор, закрепивший за Россией Азов с окружающими землями и отменивший уплату Россией ежегодной «дачи» крымскому хану.
Восстание Патрона-Халила
В начале XVIII в. Турция имела некоторые военные успехи: окружение армии Петра I на Пруте в 1711 г., повлекшее за собой временную утрату Азова Россией; захват Морей и ряда эгейских островов у венецианцев в войне 1715—1718 гг. и пр. Но эти удачи, объяснявшиеся конъюнктурными изменениями в международной обстановке и ожесточенной борьбой между европейскими державами (Северная война, война за Испанское наследство), были скоропреходящими.
Война 1716—1718 гг. с Австрией принесла Турции новые территориальные потери на Балканах, фиксированные в Пожаревацком (Пассаровицком) договоре. Через несколько лет, по договору 1724 г. с Россией, Турция была вынуждена отказаться от претензий на прикаспийские области Ирана и Закавказья. В конце 20-х годов в Иране поднялось мощное народное движение против турецких (и афганских) завоевателей. В 1730 г. Надир-хан отобрал у турок ряд провинций и городов. В связи с этим началась ирано-турецкая война, но еще до ее официального объявления неудачи в Иране послужили толчком к крупному восстанию, вспыхнувшему осенью 1730 г. в Стамбуле. Коренные причины этого восстания были связаны не столько с внешней, сколько с внутренней политикой турецкого правительства. Несмотря на то что в восстании активно участвовали янычары, его основной движущей силой были ремесленники, мелкие торговцы, городская беднота.
Стамбул уже тогда представлял собою огромный, разноязычный и разноплеменный город. Численность его населения, вероятно, превышала 600 тыс. человек. В первой трети XVIII в. оно еще значительно увеличилось за счет массового притока крестьян. Отчасти это было вызвано происходившим тогда в Стамбуле, в балканских городах, а также в главных центрах левантийской торговли (Салоники, Измир, Бейрут, Каир, Александрия) известным ростом ремесленного и зарождением мануфактурного производства. В турецких источниках этого периода имеются сведения о создании в Стамбуле бумажной, суконной и некоторых других мануфактур; предпринимались попытки построить фаянсовую мануфактуру при султанском дворце; расширялись старые и возникали новые предприятия для обслуживания армии и флота.
Развитие производства носило односторонний характер. Внутренний рынок был крайне узок; производство обслуживало главным образом внешнюю торговлю и нужды феодалов, государства и армии. Тем не менее мелкотоварная городская промышленность Стамбула имела для пришлого трудового населения притягательную силу, тем более что столичные ремесленники пользовались многими привилегиями и налоговыми льготами. Однако подавляющее большинство крестьян, бежавших в Стамбул из своих деревень, не находило здесь постоянной работы и пополняло ряды поденщиков и бездомных нищих. Правительство, пользуясь притоком пришельцев, стало увеличивать налоги, вводить новые пошлины на ремесленные изделия. Цены на продукты питания настолько возросли, что власти, опасаясь волнений, были даже вынуждены несколько раз производить бесплатную раздачу хлеба в мечетях. Тяжело отзывалась на трудящихся массах столицы усилившаяся активность ростовщического капитала, все более подчинявшего своему контролю ремесленное и мелкотоварное производство.
Начало XVIII в. ознаменовалось широким распространением в Турции, особенно в столице, европейской моды. Султан и вельможи соперничали в придумывании увеселений, устройстве празднеств и пиров, строительстве дворцов и парков. В окрестностях Стамбула, на берегах небольшой речки, известной у европейцев под названием «Сладкие воды Европы», были сооружены роскошный султанский дворец Саадабад и около 200 кёшков («киоски», небольшие дворцы) придворной знати. Турецкие вельможи особенно изощрялись в разведении тюльпанов, украшая ими свои сады и парки. Увлечение тюльпанами проявилось и в архитектуре, и в живописи. Возник особый «стиль тюльпанов». Это время вошло в турецкую историю под названием «периода тюльпанов» («ляле деври»).
Роскошная жизнь феодальной знати резко контрастировала с растущей нищетой народных масс, усиливая их недовольство. Правительство не считалось с этим. Султан Ахмед III (1703—1730), корыстолюбивый и ничтожный человек, заботился только о деньгах и удовольствиях. Фактическим правителем государства был великий везир Ибрахим-паша Невшехирли, носивший титул дамада (зять султана). Это был крупный государственный деятель. Заняв пост великого везира в 1718 г., после подписания невыгодного договора с Австрией, он предпринял ряд шагов к улучшению внутреннего и международного положения империи. Однако государственную казну дамад Ибрахим-паша пополнял путем жестокого усиления налогового бремени. Он поощрял хищничество и расточительство знати, да и сам был на чужд коррупции.
Напряжение в турецкой столице достигло высшей точки летом и осенью 1730 г., когда ко всему прочему добавилось недовольство янычар явной неспособностью правительства отстоять турецкие завоевания в Иране. В начале августа 1730 г. султан и великий везир выступили во главе армии из столицы якобы в поход против иранцев, но, переправившись на азиатский берег Босфора, они дальше не двинулись и завязали тайные переговоры с иранскими представителями. Узнав об этом, столичные янычары призвали население Стамбула к восстанию.
Восстание началось 28 сентября 1730 г. Среди его руководителей были и янычары, и ремесленники, и представители мусульманского духовенства. Наиболее видную роль играл выходец из народных низов, бывший мелкий торговец, позднее матрос и янычар Патрона-Халил, по происхождению албанец, своей отвагой и бескорыстием приобретший большую популярность в народных массах. События 1730 г. вошли поэтому в историческую литературу под названием «восстания Патрона-Халила».
Уже в первый день восставшие разгромили дворцы и кёшки придворной знати и потребовали от султана выдачи им великого везира и еще четырех высших сановников. Надеясь спасти свой трон и жизнь, Ахмед III приказал умертвить Ибрахима-пашу и выдать его труп. Тем не менее на следующий же день Ахмеду III по требованию восставших пришлось отречься от престола в пользу своего племянника Махмуда.
Около двух месяцев власть в столице фактически находилась в руках восставших. Султан Махмуд I (1730—1754) вначале проявлял полное согласие с Патрона-Халилом. Султан приказал разрушить Саадабадский дворец, отменил ряд налогов, введенных при его предшественнике, и произвел по указанию Патрона-Халила некоторые перемены в правительстве и администрации. Патрона-Халил не занял правительственного поста. Он не воспользовался своим положением и для обогащения. Даже на заседания Дивана он приходил в старом потрепанном платье.
Однако ни у Патрона-Халила, ни у его соратников не было положительной программы. Расправившись с ненавистными народу вельможами, они в сущности не знали, что делать дальше. Между тем султан и его окружение составили тайный план расправы над вождями восстания. 25 ноября 1730 г. Патрона-Халил и его ближайшие помощники были приглашены в султанский дворец якобы для переговоров и предательски убиты.
Султанское правительство вернулось целиком к старым методам управления. Это вызвало в марте 1731 г. новое восстание. Оно было менее сильным, чем предыдущее, и в нем народные массы играли меньшую роль. Правительство сравнительно быстро подавило его, но волнения продолжались до конца апреля. Только после многочисленных казней, арестов и высылки из столицы нескольких тысяч янычар правительство овладело положением.
Усиление влияния западных держав на Турцию. Возникновение Восточного вопроса
Турецкий правящий класс по-прежнему видел свое спасение в войнах. Главными военными противниками Турции в это время были Австрия, Венеция и Россия. В XVII и в начале XVIII в. наиболее острыми были австро-турецкие противоречия, позднее — русско-турецкие. Русско-турецкий антагонизм углублялся по мере продвижения России к побережью Черного моря, а также вследствие роста национально-освободительных движений угнетенных народов Османской империи, видевших в русском народе своего союзника.
Турецкие правящие круги занимали особенно враждебную позицию по отношению к России, которую они считали главной виновницей волнений балканских христиан и вообще чуть ли не всех затруднений Блистательной Порты (Блистательная, или Высокая Порта—султанское правительство.). Поэтому противоречия между Россией и Турцией во второй половине XVIII в. все чаще приводили к вооруженным конфликтам. Всем этим пользовались Франция и Англия, усилившие в это время свое влияние на султанское правительство. Из всех европейских держав они имели наиболее серьезные торговые интересы в Турции, Французам принадлежали богатые фактории в портах Леванта. На набережных Бейрута или Измира чаще можно было услышать французскую речь, чем турецкую. К концу XVIII в. торговый оборот Франции с Османской империей достигал 50—70 млн. ливров в год, что превышало оборот всех прочих европейских держав, вместе взятых. Англичане также располагали значительными экономическими позициями в Турции, в особенности на турецком побережье Персидского залива. Британская фактория в Басре, связанная с Ост-Индской компанией, стала монополистом по скупке сырья.
В этот период Франция и Англия, занятые колониальными войнами в Америке и Индии, еще не ставили перед собой в качестве непосредственной задачи за хват территорий Османской империи. Они предпочитали временно поддерживать слабую власть турецкого султана, наиболее для них выгодную с точки зрения их коммерческой экспансии. Никакая другая держава и никакое другое правительство, которые заменили бы турецкое господство, не создали бы для иностранных купцов таких широких возможностей беспрепятственной торговли, не поставили бы их в столь благоприятные условия по сравнению с собственными подданными. Отсюда проистекало открыто враждебное отношение Франции и Англии к освободительным движениям угнетенных народов Османской империи; этим же в значительной степени объяснялось их противодействие продвижению России на берега Черного моря и на Балканы.
Франция и Англия поочередно, а в иных случаях и совместно, поощряли турецкое правительство к выступлениям против России, хотя каждая новая русско-турецкая война неизменно приносила Турции новые поражения и новые территориальные потери. Западные державы были далеки от того, чтобы оказывать Турции какую-либо действенную помощь. Они даже извлекали дополнительные выгоды из поражений Турции в войнах с Россией, заставляя турецкое правительство предоставлять им новые торговые льготы.
Во время русско-турецкой войны 1735—1739 гг., возникшей в значительной мере благодаря проискам французской дипломатии, турецкая армия потерпела жестокое поражение под Ставучанами. Несмотря на это, после заключения Австрией сепаратного мира с Турцией, Россия по Белградскому мирному договору 1739 г. вынуждена была удовлетвориться присоединением Запорожья и Азова. Франция же за оказанные Турции дипломатические услуги получила в 1740 г. новую капитуляцию, подтвердившую и расширившую привилегии французских подданных в Турции: низкие таможенные пошлины, освобождение от налогов и сборов, неподсудность турецкому суду и т. д. При этом в отличие от предыдущих капитуляционных грамот капитуляция 1740 г. была выдана султаном не только от собственного имени, но и как обязательство за всех своих будущих преемников. Тем самым капитуляционные привилегии (вскоре распространившиеся и на подданных других европейских держав) были закреплены надолго как международное обязательство Турции.
Русско-турецкая война 1768—1774 гг., поводом к которой послужил вопрос о замещении польского престола, также была во многом обязана домогательствам французской дипломатии. Эта война, ознаменовавшаяся блестящими победами русских войск под командованием П. А. Румянцева и А. В. Суворова и разгромом турецкого флота в Чесменском сражении, имела для Турции особенно тяжелые последствия.
Ярким примером корыстного использования Турции европейскими державами явилась политика Австрии в это время. Она всячески подстрекала турок продолжать неудачно для них протекавшую войну и обязалась оказать им экономическую и военную помощь. За это турки при подписании соглашения с Австрией в 1771 г. уплатили австрийцам в виде аванса 3 млн. пиастров. Однако Австрия не выполнила своих обязательств, уклонившись даже от дипломатической поддержки Турции. Тем не менее она не только оставила у себя полученные от Турции деньги, но еще и забрала у нее в 1775 г. под видом «остатка» компенсации Буковину.
Завершивший русско-турецкую войну Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. ознаменовал новый этап в развитии взаимоотношений Османской империи с европейскими державами.
Крым был объявлен независимым от Турции (в 1783 г. он был присоединен к России); русская граница продвинулась от Днепра до Буга; Черное море и проливы были открыты для русского торгового мореплавания; Россия приобрела право покровительства молдавскому и валашскому господарям, а также православной церкви в Турции; на русских подданных в Турции были распространены капитуляционные привилегии; Турция должна была уплатить России большую контрибуцию. Но значение Кючук-Кайнарджийского мира состояло не только в том, что турки понесли территориальные потери. Это было для них не ново, да и потери оказались не такими большими, так как Екатерина II в связи с разделом Польши и особенно в связи с восстанием Пугачева торопилась закончить турецкую войну. Гораздо более важным для Турции было то, что после Кючук-Кайнарджийского мира коренным образом изменилось соотношение сил в Черноморском бассейне: резкое усиление России и столь же резкое ослабление Османской империи поставили в порядок дня проблему выхода России к Средиземному морю и полной ликвидации турецкого господства в Европе. Решение этой проблемы, поскольку внешняя политика Турции все больше утрачивала самостоятельность, приобрело международный характер. Россия в своем дальнейшем продвижении к Черному морю, к Балканам, Стамбулу и проливам сталкивалась теперь не столько с самой Турцией, сколько с главными европейскими державами, также выдвигавшими свои притязания на «османское наследство» и открыто вмешивавшимися как в русско-турецкие отношения, так и в отношения между султаном и его христианскими подданными.
С этого времени ведет свое существование так называемый Восточный вопрос, хотя самый термин стал применяться несколько позднее. Составными частями Восточного вопроса были, с одной стороны, внутренний распад Османской империи, связанный с освободительной борьбой угнетенных народов, а с другой стороны — борьба между великими европейскими державами за раздел отпадающих от Турции территорий, в первую очередь европейских.
В 1787 г. началась новая русско-турецкая война. Россия открыто готовилась к ней, выдвигая план полного изгнания турок из Европы. Но инициатива разрыва и на этот раз принадлежала Турции, которая действовала под влиянием английской дипломатии, хлопотавшей о создании турецко-шведско-прусской коалиции против России.
Союз со Швецией и Пруссией принес туркам мало пользы. Русские войска под командованием Суворова разгромили турок при Фокшанах, Рымнике и Измаиле. На стороне России выступила Австрия. Только благодаря тому, что внимание Австрии, а затем и России было отвлечено событиями в Европе, в связи с образованием контрреволюционной коалиции против Франции, Турция смогла закончить войну с сравнительно небольшими потерями. Систовский мир 1791 г. с Австрией был заключен на основе статус-кво (положения, существовавшего до войны), а по Ясскому миру с Россией 1792 г. (по старому стилю 1791 г.) Турция признала новую русскую границу по Днестру, с включением Крыма и Кубани в состав России, отказалась от претензий на Грузию, подтвердила русский протекторат над Молдавией и Валахией и прочие условия Кючук-Кайнарджийского трактата.
Французская революция, вызвав международные осложнения в Европе, создала благоприятную для Турции ситуацию, способствовавшую отсрочке ликвидации турецкого господства на Балканах. Но процесс распада Османской империи продолжался. Восточный вопрос еще более обострился вследствие роста национального самосознания балканских народов. Углубились и противоречия между европейскими державами, выдвинувшими новые претензии на «османское наследство»: одни из этих держав действовали открыто, другие — под прикрытием «защиты» Османской империи от посягательства своих соперников, но во всех случаях эта политика вела к дальнейшему ослаблению Турции и превращению ее в зависимую от европейских держав страну.
Хозяйственный и политический кризис Османской империи в конце XVIII в.
К концу XVIII в. Османская империя вступила в полосу острого кризиса, охватившего все отрасли ее хозяйства, вооруженные силы, государственный аппарат. Крестьяне изнемогали под гнетом феодальной эксплуатации. По приблизительным подсчетам, в Османской империи в это время существовало около сотни различных налогов, поборов и повинностей. Тяжесть налогового бремени усугублялась откупной системой. На правительственных торгах выступали высшие сановники, с которыми никто не осмеливался конкурировать. Поэтому они получали откуп за низкую плату. Иногда откуп предоставлялся в пожизненное пользование. Первоначальный откупщик обычно продавал откуп с большой надбавкой ростовщику, тот снова перепродавал его, пока право на откуп не попадало в руки непосредственного сборщика налогов, который возмещал и перекрывал свои издержки беззастенчивым ограблением крестьян.
Десятина взималась натурой со всех видов хлебов, садовых культур, с улова рыбы и пр. Фактически она достигала трети и даже половины урожая. У крестьянина отбирали продукты лучшего качества, оставляя ему худшие. Феодалы сверх того требовали от крестьян выполнения различных повинностей: по строительству дорог, поставок дров, продуктов, а иногда и барщинных работ. Жаловаться было бесполезно, так как вали (генерал-губернаторы) и другие высшие должностные лица сами были крупнейшими помещиками. Если же жалобы иногда достигали столицы и оттуда присылали чиновника для расследования, то паши и беи отделывались взяткой, а крестьяне несли дополнительные тяготы по прокормлению и содержанию ревизора.
Двойному угнетению подвергались крестьяне-христиане. Личный налог на немусульман — джизья, называвшийся теперь также хараджем, резко увеличился в размере и взимался поголовно со всех, даже с младенцев. К этому добавлялся религиозный гнет. Любой янычар мог безнаказанно совершить насилие над немусульманином. Немусульманам не разрешалось иметь оружие, носить такую же одежду и обувь, как мусульмане; мусульманский суд не признавал свидетельских показаний «неверных»; даже в официальных документах применялись по отношению к немусульманам презрительные и бранные клички.
Турецкое сельское хозяйство разрушалось с каждым годом. Во многих районах целые деревни остались без жителей. Султанский указ в 1781 г. прямо признавал, что «бедные подданные разбегаются, что является одной из причин опустошения моей высочайшей империи». Французский писатель Вольней, совершивший поездку в Османскую империю в 1783—1785 гг., отмечал в своей книге, что усилившаяся примерно за 40 лет до этого деградация земледелия привела к запустению целых деревень. У земледельца нет стимула к расширению производства: «он сеет ровно столько, сколько нужно, чтобы прожить», — сообщал этот автор.
Стихийно возникали крестьянские волнения не только в нетурецких областях, где антифеодальное движение сочеталось с освободительным, но и в собственно Турции. По Анатолии и Румелии бродили толпы обездоленных, бездомных крестьян. Иногда они составляли вооруженные отряды, нападали на поместья феодалов. Происходили волнения и в городах. В 1767 г. был убит карсский паша. Для усмирения населения были присланы войска из Вана. Тогда же произошло восстание в Айдыне, где жители убили откупщика налогов. В 1782 г. русский посол доносил в Петербург, что «замешательства в разных анатолийских областях день ото дня все более приводят духовенство и министерство в заботу и уныние».
Попытки отдельных крестьян — как немусульман, так и мусульман — бросить занятие земледелием пресекались законодательными и административными мерами. Был введен особый налог за отказ от земледелия, усиливший прикрепление крестьян к земле. Помимо того, феодал и ростовщик держали крестьян в неоплатном долгу. Феодал имел право насильно вернуть ушедшего крестьянина и заставить его уплатить налоги за все время отсутствия.
Положение в городах было все же несколько лучше, чем в деревне. В интересах собственной безопасности городские власти, а в столице само правительство старались обеспечить горожан продовольствием. Они забирали у крестьян зерно по твердой цене, вводили хлебные монополии, запрещали вывоз хлеба из городов.
Турецкое ремесло в этот период не было еще подавлено конкуренцией европейской промышленности. Все еще славились внутри страны и за границей атлас и бархат Брусы, шали Анкары, длинношерстные ткани Измира, мыло и розовое масло Эдирне, анатолийские ковры, а в особенности произведения стамбульских ремесленников: крашеные и вышитые ткани, перламутровые инкрустации, изделия из серебра и слоновой кости, резное оружие и т. д.
Но и экономика турецкого города проявляла признаки упадка. Неудачные войны, территориальные потери империи снизили и без того ограниченный спрос на изделия турецкого ремесла и мануфактур. Средневековые цехи (эснафы) тормозили развитие товарного производства. На положении ремесла сказывалось также разлагающее влияние торгово-ростовщического капитала. В 20-х годах XVIII в. правительство ввело систему гедиков (патентов) для ремесленников и торговцев. Без гедика нельзя было заняться даже профессией лодочника, коробейника, уличного певца. Ссужая ремесленников деньгами на приобретение гедиков, ростовщики ставили цехи в кабальную зависимость от себя.
Развитию ремесла и торговли препятствовали также внутренние таможни, наличие разных мер длины и веса в каждой провинции, произвол властей и местных феодалов, разбой на торговых путях. Необеспеченность собственности убивала у ремесленников и купцов всякое желание расширять свою деятельность.
Катастрофические последствия имела порча монеты правительством. Состоявший на службе у турок в качестве военного эксперта венгерский барон де Тотт писал в своих мемуарах: «Монета испорчена до такой степени, что фальшивомонетчики работают ныне в Турции к выгоде населения: каков бы ни был применяемый ими сплав, все равно монета чеканки Великого сеньора еще ниже по стоимости».
В городах свирепствовали пожары, эпидемии чумы и других заразных болезней. Частые стихийные бедствия вроде землетрясений и наводнений довершали разорение народа. Правительство восстанавливало мечети, дворцы, янычарские казармы, но населению не оказывало помощи. Многие переходили на положение домашних рабов или пополняли вместе с бежавшими из деревни крестьянами ряды люмпенпролетариата.
На мрачном фоне народного разорения и нищеты еще ярче выступало расточительство верхов. На содержание султанского двора затрачивались огромные суммы. Титулованных особ, жен и наложниц султана, слуг, пашей, евнухов, стражи насчитывалось в общей сложности более 12 тыс. человек. Дворец, в особенности его женская половина (гарем), был средоточием интриг и тайных заговоров. Придворные фавориты, султанши и среди них самая влиятельная — султанша-мать (валиде-султан) получали взятки от сановников, добивавшихся прибыльной должности, от провинциальных пашей, стремившихся утаить полученные налоги, от иностранных послов. Одно из высших мест в дворцовой иерархии занимал начальник черных евнухов — кызлар-агасы (буквально — начальник девушек). Он имел в своем ведении не только гарем, но также личную казну султана, вакуфы Мекки и Медины и ряд других источников дохода и пользовался большой фактической властью. Кызлар-агасы Бешир в течение 30 лет, до середины XVIII в., оказывал решающее влияние на государственныз дела. В прошлом раб, купленный в Абиссинии за 30 пиастров, он оставил после себя 29 млн. пиастров деньгами, 160 роскошных доспехов и 800 часов, украшенных драгоценными каменьями. Его преемник, тоже по имени Бешир, пользовался такой же властью, но не поладил с высшим духовенством, был смещен и потом задушен. После этого начальники черных евнухов сделались осторожнее и старались не вмешиваться открыто в правительственные дела. Тем не менее тайное свое влияние они сохранили.
Коррупция в правящих кругах Турции вызывалась, помимо глубоких причин социального порядка, еще и тем явным вырождением, которое постигло династию Османа. Султаны давно перестали быть полководцами. Они не имели и опыта государственного управления, так как до восшествия на престол жили долгие годы в строгой изоляции во внутренних покоях дворца. К моменту воцарения (что могло случиться очень нескоро, так как престолонаследование шло в Турции не по прямой линии, а по старшинству в династии) наследный принц по большей части являлся морально и физически выродившейся личностью. Таким был, например, султан Абдул-Хамид I (1774—1789), который до вступления на престол провел 38 лет в заключении во дворце. Великие везиры (садразамы), как правило, тоже были ничтожными и невежественными людьми, получавшими назначения при посредстве подкупов и взяток. В прошлом эту должность нередко занимали способные государственные деятели. Такими были, например, в XVI в. знаменитый Мехмед Соколлу, в XVII в. — семья Кёпрюлю, в начале XVIII в. — дамад Ибрахим-паша. Даже в середине XVIII в. пост садразама занимал крупный государственный деятель Рагиб-паша. Но после смерти Рагиба-паши в 1763 г. феодальная клика уже не допускала к власти сколько-нибудь сильную и самостоятельную личность. В редких случаях великие везиры оставались на посту два-три года; большей частью они сменялись по нескольку раз в год. Почти всегда за отставкой немедленно следовала казнь. Поэтому великие везиры спешили использовать считанные дни своей жизни и своей власти, чтобы награбить возможно больше и столь же быстро расточить награбленное.
Многие должности в империи официально продавались. За должность господаря Молдавии или Валахии нужно было уплатить 5—6 млн. пиастров, не считая подношений султану и взяток. Взятка настолько прочно вошла в привычки турецкой администрации, что в XVII в. при министерстве финансов даже существовала специальная «бухгалтерия взяток», имевшая своей функцией учет взяток, полученных должностными лицами, с отчислением определенной доли в казну. Должности кадиев (судьей) тоже продавались. В возмещение уплаченных денег кадии пользовались правом взимать с суммы иска определенный процент (до 10%), причем уплачивал эту сумму не проигравший, а выигравший тяжбу, что поощряло предъявление заведомо несправедливых исков. В уголовных делах подкуп судей практиковался открыто.
Особенно страдало от судей крестьянство. Современники отмечали, что «первейшей заботой жителей деревни является сокрытие факта преступления от ведома судей, пребывание которых более опасно, чем пребывание воров».
Большой глубины достигло разложение армии, в особенности янычарского корпуса. Янычары сделались главным оплотом реакции. Они противились каким бы то ни было реформам. Янычарские мятежи стали обычным явлением, и так как у султана не было, кроме янычар, никакой другой военной опоры, то он старался всячески их задобрить. При вступлении на престол султан платил им традиционное вознаграждение — «джулус бахшиши» («подарок восшествия»). Размер вознаграждения увеличивался в случае участия янычар в перевороте, приведшем к смене султана. Для янычар устраивались развлечения и театральные зрелища. Задержка в выдаче жалованья янычарам могла стоить жизни министру. Однажды в день байрама (мусульманский праздник) церемониймейстер двора по ошибке допустил к целованию султанской мантии начальников артиллерийских и кавалерийских корпусов раньше, чем янычарского агу; султан тут же приказал казнить церемониймейстера.
В провинциях янычары нередко подчиняли себе пашей, держали в своих руках все управление, самовольно взимали налоги и различные поборы с ремесленников и торговцев. Янычары часто сами занимались торговлей, пользуясь тем, что они не платили никаких налогов и были подсудны только своим начальникам. В списках янычар числилось множество людей, не занимавшихся военным делом. Так как жалованье янычарам выдавалось по предъявлении особых билетов (эсаме), то эти билеты стали предметом купли и продажи; большое количество их находилось в руках ростовщиков и придворных фаворитов.
Резко снизилась дисциплина и в других воинских частях. Численность сипахийской кавалерии за 100 лет, с конца XVII по конец XVIII в., уменьшилась в 10 раз: на войну с Россией в 1787 г. удалось с трудом собрать 2 тыс. всадников. Феодалы-сипахи всегда первыми бежали с поля сражения.
В среде военного командования царило казнокрадство. Деньги, предназначавшиеся для действующей армии или для крепостных гарнизонов, наполовину расхищались еще в столице, а львиную долю остального присваивали командиры на местах.
Военная техника застыла в том виде, в каком она существовала в XVI в. Все еще употреблялись, как во времена Сулеймана Великолепного, мраморные ядра. Литье пушек, изготовление ружей и мечей — все производство военного снаряжения к концу XVIII в. отстало от Европы по крайней мере на полтора столетия. Солдаты носили тяжелую и неудобную одежду, пользовались разнокалиберным оружием. Европейские армии были обучены искусству маневрирования, а турецкая армия действовала на поле битвы сплошной и беспорядочной массой. Турецкий флот, некогда господствовавший во всем Средиземноморском бассейне, после чесменского разгрома в 1770 г. утратил прежнее значение.
Ослабление центральной власти, развал правительственного аппарата и армии способствовали росту центробежных тенденций в Османской империи. Борьба против турецкого господства непрестанно велась на Балканах, в арабских странах, на Кавказе и в других землях империи. К концу XVIII в. огромные размеры приобрели также сепаратистские движения самих турецких феодалов. Иногда это были родовитые феодалы из старинных семей военных ленников, иногда представители новой феодальной знати, иногда просто удачливые авантюристы, сумевшие награбить богатства и набрать собственную наемную армию. Они выходили из подчинения султану и превращались фактически в самостоятельных царьков. Султанское правительство было бессильно бороться с ними и считало себя удовлетворенным, когда добивалось получения хотя бы части налогов и сохранения видимости султанского суверенитета.
В Эпире и в Южной Албании возвысился Али-паша из Тепелены, впоследствии получивший большую известность под именем Али-паши Янинского. На Дунае, в Видине, боснийский феодал Омер Пазванд-оглу набрал целую армиюистал фактическим хозяином Видинского округа. Правительству удалось схватить его и казнить, но вскоре его сын Осман Пазванд-оглу еще более решительно выступил против центрального правительства. Даже в Анатолии, где феодалы еще не восставали открыто против султана, сложились настоящие феодальные княжества: феодальный род Караосман-оглу владел землями на юго-западе и западе, между Большим Мендересом и Мраморным морем; род Чапан-оглу — в центре, в районе Анкары и Йозгада; род Баттала-паши — на северо-востоке, в районе Самсуна и Трабзона (Трапезунта). Эти феодалы имели свои войска, раздавали земельные пожалования, взимали налоги. Султанские чиновники не смели вмешиваться в их действия.
Сепаратистские тенденции проявляли также паши, назначенные самим же султаном. Правительство пыталось бороться с сепаратизмом пашей путем частого перемещения их, по два — три раза в год, из одной провинции в другую. Но если приказ и выполнялся, то результатом было только резкое увеличение поборов с населения, так как паша стремился в более короткий срок возместить свои издержки на покупку должности, на взятки и на переезды. Впрочем, с течением времени и этот способ перестал давать результаты, поскольку паши стали заводить собственные наемные армии.
Упадок культуры
Турецкая культура, достигшая своего расцвета в XV— XVI вв., уже с конца XVI в. постепенно клонится к упадку. Погоня поэтов за чрезмерной изысканностью и вычурностью формы приводит к оскудению содержания произведений. Техника стихосложения, игра слов начинают цениться выше, чем выраженные в стихе мысль и чувство. Одним из последних представителей вырождающейся дворцовой поэзии был Ахмед Недим (1681—1730), талантливый и яркий выразитель «эпохи тюльпанов». Творчество Недима ограничивалось узким кругом дворцовых тем — воспеванием султана, придворных пиршеств, увеселительных прогулок, «бесед за халвой» в Саадабад-ском дворце и кёшках аристократов, но его произведения отличались большой выразительностью, непосредственностью, сравнительной простотой языка. Кроме дивана (собрание стихов), Недим оставил после себя перевод на турецкий язык сборника «Страницы известий» («Сахаиф-уль-ахбар»), более известный под названием «История главного астролога» («Мюнеджим-баши тарихи»).
Дидактическая литература Турции этого периода представлена прежде всего творчеством Юсуфа Наби (ум. 1712г.), автора поэмы моралистического содержания «Хайрие», которая в отдельных своих частях содержала резкую критику современных нравов. Видное место в турецкой литературе заняла также символическая поэма шейха Талиба (1757—1798) «Красота и любовь» («Хюсн-ю Ашк»).
Турецкая историография развивалась по-прежнему в форме придворных исторических хроник. Найма, Мехмед Решид, Челеби-заде Асым, Ахмед Ресми и другие придворные историографы, следуя давней традиции, описывали в апологетическом духе жизнь и деятельность султанов, военные походы и т. п. Сведения о зарубежных странах содержались в отчетах о турецких посольствах, направлявшихся за границу (сефарет-наме). Наряду с некоторыми верными наблюдениями в них было много наивного и просто выдуманного.
В 1727 г. в Стамбуле открылась первая в Турции типография. Ее основателем был Ибрахим-ага Мютеферрика (1674—1744), выходец из бедной венгерской семьи, попавший мальчиком в плен к туркам, затем принявший мусульманство и оставшийся в Турции. Среди первых книг, напечатанных в типографии, были арабско-турецкий словарь Ванкули, исторические труды Кятиба Челеби (Хаджи Халифе), Омера эфенди. После смерти Ибрахима-аги типография почти 40 лет бездействовала. В 1784 г. она возобновила свою работу, но и тогда она выпускала очень ограниченное количество книг. Печатание корана было воспрещено. Произведения светского содержания тоже переписывались большей частью от руки.
Развитию науки, литературы и искусства в Турции особенно препятствовало засилье мусульманской схоластики. Высшее духовенство не допускало светского образования. Муллы и многочисленные дервишские ордена опутывали народ густой паутиной суеверий и предрассудков. Признаки застоя обнаруживались во всех областях турецкой культуры. Попытки возродить старые культурные традиции обрекались на провал, освоение новых, шедших с Запада, сводилось к слепому заимствованию. Так обстояло, например, с архитектурой, которая пошла по пути подражания Европе. Французские декораторы ввели в Стамбуле искаженный барокко, а турецкие строители перемешивали все стили и сооружали уродливые здания. Ничего примечательного не было создано и в живописи, где были нарушены строгие пропорции геометрического орнамента, замененного теперь, под влиянием европейской моды, растительным орнаментом с преобладанием изображения тюльпанов.
Но если культура господствующего класса переживала период упадка и застоя, то народное творчество продолжало неуклонно развиваться. Большой любовью масс пользовались народные поэты и певцы, отражавшие в своих песнях и стихах вольнолюбивые народные мечты и чаяния, ненависть к угнетателям.Широкую популярность приобретают народные рассказчики (хикяеджилер или меддахи), а также народный театр теней «карагёз», представления которого отличались острой злободневностью и освещали происходившие в стране события с точки зрения простого народа, соответственно его пониманию и интересам.
