Римский император в апр. -- дек. 69 г. Род. 7 сент. 12 г. Умер 21 дек.
69 г.
Вителлий происходил, как можно судить по противоречивым свидетельствам
о нем, из древнего всаднического рода. Дед его был управителем имений
Августа, а отец, Луций Вителлий, достиг высших должностей: был трижды
консулом и один раз цензором, но более прославился своей невероятной
льстивостью. Сенат почтил его погребением на государственный счет и статуей.
Детство и раннюю юность Вителлий провел на Капри, среди любимчиков
императора Тиберия, и на всю жизнь сохранил позорное прозвище Спинтрия;
думали даже, что именно красота его лица была причиной и началом возвышения
его отца. В последующие годы, по-прежнему запятнанный всеми пороками, он
достиг важного положения при дворе. Близок он был и к Гаю Калигуле -- за
любовь к скачкам, и к Клавдию -- за любовь к игре, а более всего к Нерону --
отчасти за то же самое, отчасти же за особую услугу: распоряжаясь на
Нероновых играх, он увидел, что Нерон очень хочет выступить в состязании
кифаредов, но не решается уступить общим просьбам и готов уйти из театра;
тогда он остановил его, словно по неотступному требованию народа, и этим дал
возможность его уговорить. Снискав таким образом милость трех правителей, он
был удостоен и почетных должностей, и высших жреческих санов: при Клавдии в
47 г. получил консульство, а при Нероне в 61 г. был назначен проконсулом в
Африке и попечителем общественных построек. Но на этих местах и дела его, и
молва о нем были разные: провинцией он управлял с редкой добросовестностью,
а на столичной должности, по рассказам, похищал из храмов приношения или
подменял их, ставя вместо золота и серебра олово и желтую медь. Женат он был
сначала на Петронии, дочери консуляра, которая развелась с ним, забрав с
собой и их сына. Потом он женился на Галерии Фундане, имел от нее сына и
дочь.
В конце 68 г. Гальба назначил Вителлин управлять Нижней Германией. При
этом он заметил, что меньше всего приходится бояться тех, кто помышляет
только о еде, и что, может быть, богатство провинции насытит его безмерную
глотку. Известно, что даже на дорогу у Вителлия не оказалось денег: он жил в
такой нужде, что для жены и детей, оставленных в Риме, снял какой-то чердак,
а весь свой дом отдал в наем; на путевые расходы он должен был заложить
жемчужину из серьги матери. Кредиторы преследовали его до самых границ
Италии, и он лишь с большим трудом отделался от них. Но в Германии его ждал
совсем другой прием. Тамошним легионам он сразу пришелся по душе, так как
был сыном троекратного консула, человеком в расцвете лет и сил, любезным и
щедрым. По дороге Вителлий целовался при встречах даже с простыми
солдатами, на постоялых дворах и в харчевнях был на диво любезен и с
попутчиками, и с погонщиками, а по утрам даже расспрашивал каждого,
завтракал ли тот, и рыгал, чтобы показать, что сам он уже позавтракал
(Светоний: "Вителлий"; 1--7).
Явившись в декабре в зимние лагеря нижнегерманских легионов, Вителлий
стал внимательно разбираться в положении, которое здесь создалось: вернул
многим прежние должности, сделал наказания менее унизительными, смягчил
взыскания. Движимый в большинстве случаев желанием добиться популярности, но
иногда и из чувства справедливости, он беспристрастно распределил воинские
должности, которые его предшественники производили за деньги или по грязным
соображениям. Перед людьми строгими и суровыми он заискивал, а среди своих
друзей слыл человеком славным и добродушным, потому что безрассудно и не
считая раздавал и свои, и чужие деньги (Тацит: "История"; 1; 52).
В начале января 69 г. верхнегерманские легионы, давно уже волновавшиеся
против Гальбы, отказались приносить ему присягу и на сходке решили
провозгласить императором Вителлия. В ту же ночь какой-то знаменосец
добрался до Вителлия в Агриппинову колонию и сообщил ему о случившемся. У
того как раз было много гостей. Весть быстро разнеслась по всему войску.
Утром начальник одного из легионов Фабий Валент прискакал во главе большого
отряда к Вител-лию и приветствовал его как императора. До тех пор Вителлий
решительно отвергал эту честь, страшась громадности императорской власти, но
тут, как рассказывают, он вышел к солдатам сразу после полуденной трапезы,
отяжелевший от еды и вина, и согласился принять имя Германика, титул же
Цезаря отклонил и на этот раз (Плутарх: "Гальба"; 22) .
Вскоре пришло известие, что Гальба убит в Риме, а его место занял Отон.
Провинции и войска должны были выбирать между двумя провозглашенными
императорами. К Вителлию присоединились легионы, расположенные в Реции и
Британии. Галлия признала его власть из страха, а Испания принуждена была к
этому наместником Клувием Руфом. После этого Вителлий, располагавший теперь
несметными силами и богатствами, поручил войну двум своим легатам: Фабию
Валенту и Цецине, а сам проводил все время в праздности, роскоши и пирах
(Тацит: *История"; 1; 60--62, 76). В апреле Отон был разбит в битве при
Бед-риаке и покончил с собой. Тогда Вителлий двинулся в Рим. Всех
сторонников Отона он простил, и даже полководцам сохранил определенные им
должности. Сам он никого не преследовал, но и войску не препятствовал
обогащаться по своему желанию. Рассыпавшись по Италии, его солдаты грабили
кого хотели, словно находились в завоеванной стране. Это не могло прибавить
Вителлию популярности. Да и в дальнейшем -- чем ближе его узнавали, тем
большим проникались к нему презрением.
Главным пороком нового императора была отвратительная, ненасытная
страсть к еде. Дороги, ведшие от обоих морей, дрожали под грохотом повозок,
доставлявших все, что могло еще возбудить его аппетит. В городах
устраивались пиры, своим великолепием разорявшие магистратов и истощавшие
городские запасы продовольствия. Армия, двигавшаяся к Риму, теряла силы в
распутстве и наслаждениях и все больше забывала воинскую дисциплину. Следом
за Вителлием шли 160 000 разнузданных и наглых солдат, еще больше войсковой
прислуги и обозных рабов, выделявшихся своей развращенностью даже среди
невольников, и свита, состоявшая из огромного количества официальных лиц и
знакомых императора. Со всех сторон сбегались шуты, лицедеи, возницы,
которых он встречал с радостью, многих приводившей в недоумение. Вся эта
масса войск опустошала не только колонии и муниципии, но даже усадьбы
земледельцев; нивы, уже колосившиеся новым урожаем, они вытаптывали, как
будто шли по земле врага (Тацит: "История"; 2; 56, 57, 60, 62, 69, 71, 87).
Еще более пышно отпраздновал он свое вступление в Рим. Пиры стали
устраиваться по три, а то и по четыре раза в день, и Вителлий на каждом из
них наедался до отвала. Его хватало и на завтрак, и на обед и на ужин, так
как он каждый раз принимал рвотное. В один день он напрашивался на угоще-ние
в разное время к разным друзьям, и каждому такое угощение обходилось не
меньше чем в 400 000. Самым знаменитым был пир, устроенный в честь его
прибытия братом: говорят, на нем было подано отборных рыб 2000 и птиц 7000.
Но сам Вителлий затмил и этот пир, учредив такой величины блюдо, что только
на серебро было потрачено миллион сестерциев. Здесь были смешаны печень рыбы
скар, фазаньи и павлиньи мозги, языки фламинго, молоки мурен, за которыми он
рассылал корабли и ко* рабельщиков от Парфии до Испанского пролива. Он не
знал в чревоугодии ни меры, ни времени, ни приличия -- даже при
жертвоприношении, даже в дороге не мог он удержаться: тут же у алтаря хватал
он и поедал чуть ли не на огне куски мяса и лепешек.
Правил он исключительно по прихоти и воле самых негодных актеров и
возниц, особенно же отпущенника Азиатика. Впрочем, в своих привязанностях он
был непостоянен и склонялся на сторону то одного, то другого. В делах не
было никакого порядка, а сплошь и рядом царили произвол и взяточничество.
Всех, кто подавал прошения о вознаграждении после смерти Гальбы, он велел
разыскать и казнить. С тем же упорством он преследовал откупщиков,
заимодавцев и менял, которые когда-либо взыскивали с него долг: вряд ли хоть
кого-то из своих бывших кредиторов Вителлий оставил в живых. Одного из них,
особенно злостно его преследовавшего, он велел заколоть немедленно у себя на
глазах, случайно столкнувшись с ним на улице.
На восьмом месяце такого правления против Вителлия возмутились войска в
Мезии и Панно-нии, а потом и за морем, в Иудее и Сирии: частью заочно,
частью лично они присягнули Веспасиану, под началом которого находились
легионы в Иудее. Чтобы сохранить верность остального народа, Вителлий не
желал уже ни своих, ни государственных средств. Объявляя в Риме воинский
набор, он обещал добровольцам после победы не только отставку, но даже
награды, какие лишь ветераны получали за полный выслуженный срок Враги
наступали по суше и по морю; Вителлий отправил против них с моря своего
брата с флотом, новобранцами и отрядом гладиаторов, а по суше -- полководцев
и войска, победившие при Бетриаке (Светоний: "Вителлий"; 12--15). Сам он
продолжал предаваться роскоши и развлечениям, даже не помышляя о том, чтобы
обеспечить себя оружием, закалять армию, обратиться к солдатам с речью,
показаться народу. Укрывшись в тени своих садов, Вителлий не заботился ни о
прошлом, ни о настоящем, ни о будущем. Вялый, неподвижный, сидел он в
Ариций-ской роще, когда пришла весть о переходе равенского флота на сторону
Веспасиана. Через некоторое время ему доложили о том, что Цецина, один из
ближайших его соратников, пытался передаться к врагу со своими легионами, но
солдаты схватили его и заковали в цепи. Однако после этого они все же
потерпели тяжелое поражение под Кремоной. Вителлий выслал против Веспасиана
своего второго легата -- Фабия Валента; солдаты шли воевать неохотно и
вскоре многие перешли на сторону флавианцев, а сам Валент попал в плен.
После этого дела Вителлия стали идти все хуже и хуже. Ему изменили испанские
легионы, отпала Галлия, а за ней и Британия. Только поле этого, понуждаемый
солдатами, он наконец приехал в армию, которая находилась в Умбрии. Но
невежественный в военном деле, неспособный что-либо предвидеть и рассчитать,
он не умел ни построить войско, ни собрать нужные сведения о противнике. Он
обо всем спрашивал совета у окружающих, при каждом новом известии ужасался,
дрожал, а потом напивался. Наконец лагерная жизнь ему надоела и он уехал в
Рим. Ничего, кроме позора, эта поездка ему не принесла.
Война тем временем приближалась к Риму. 18 декабря 69 г. Вителлий
узнал, что оставленный в Нар-нии легион вместе с приданными ему когортами
изменил своему долгу и сдался врагу. Тогда в страхе он решил сложить с себя
власть, облачился в черные одежды, окружил себя плачущими родными, клиентами
и рабами и спустился на форум. Он объявил, что в интересах мира и
государства отказывается от власти и просит сжалиться над ним и его
невинными детьми. Затем он стал протягивать своего ребенка окружающей толпе,
обращался то к одному, то к другому, то ко всем вместе. Рыдания душили его.
Отсюда он двинулся к храму Согласия с намерением там сложить с себя знаки
верховной власти. Но толпа и солдаты, потрясенные этим невиданным зрелищем,
преградили ему дорогу, умоляя не спешить со своим решением, и Вителлий после
некоторого колебания вернулся во дворец. Он даже снова воспрянул духом, хотя
всем уже было очевидно, что его положение безнадежно.
Спустя три дня флавианцы вступили в Рим, и на улицах города
развернулось ожесточенное сражение. Оставшиеся верными императору солдаты
заперлись в преторианском лагере и здесь не без славы все до последнего
человека пали в бою. Самого Вителлия схватили во дворце, когда он, покинутый
всеми, пытался спрятаться в постыдном месте. Со скрученными за спиной
руками, в разодранной одежде его повели по городу, подвергая ругательствам и
оскорблениям. Подталкиваемый со всех сторон остриями мечей и копий, Вителлий
вынужден был высоко поднимать голову; удары и плевки попадали ему прямо в
лицо, и он видел, как валятся с пьедесталов его статуи. Глумившемуся над ним
трибуну он сказал: "Ведь я был твоим императором", -- то были единственные
достойные слова, которые пришлось от него услышать. Произнеся их, он тут же
упал, покрытый бесчисленными ранами, и чернь надругалась над мертвым так же
подло, как она пресмыкалась перед живым (Тацит: "История"; 3; 36, 43, 44,
56, 67, 68, 82, 84, 85).