Людовик Огюст герцог Беррийский оказался на французском престоле в некотором смысле случайно: ему не было и 12-ти, когда безвременно скончались два старших брата и отец, наследный принц Людовик Французский. Дедушка будущего монарха Людовик XV Возлюбленный по примеру великого предшественника — короля-солнце предпочитал держать семейство своих преемников в стороне от Версальского двора, от важнейших дел, интриг и тайн французской политики. Оно проживало в Медоне, расположенном в 11 км от Версаля и в 9 км отПарижа. Дворцы, их убранство, парки — все здесь было великолепно, но словно отмечено провинциальной ущербностью и монаршей неприязнью.
Воспитанием и обучением Людовика Огюста и двух его младших братьев, ставших впоследствии Людовиком XVIII и Карлом X, ведал герцог Вогийон, человек религиозный, старомодный и не очень далекий. Просвещение уже вступило в пору своего расцвета, а мальчикам настойчиво внушали строгие правила христианской веры и морали. Усилия эти не пропали даром — Людовик XVI был образцовым католиком, нежным мужем и отцом, добросердечным, хотя порой и резким, даже грубым человеком.
Не раз наставники говорили ему о расточительстве, распущенности, лицемерии, вероломстве и праздности Версальского двора. Юный принц видел это и сам, а потому, усвоив уроки о высоком предназначении королевской власти, намеревался, когда пробьет его час, многое изменить. К этому взывали не только учителя, но и сама жизнь. К концу дней своих Людовик XV снискал ненависть и презрение немалого числа подданных. Даже самые тихие и послушные нетерпеливо ждали кончины старого и воцарения нового короля. Кто-то из знати лукаво и трепетно спросил наследника: "Некоторые уже сейчас предлагают прибавить к Вашему имени слово "Желанный". А какое прозвище предпочли бы Вы сами?" Ответ испугал придворного: "Людовик Суровый". Версаль охватила паника. Поползли слухи, и Франция замерла в ожидании мрачного, жестокого и непредсказуемого правления.
Людовик XVI произнес за свою жизнь немало громких фраз и грозных речей, но так и не стал могущественным государем, слова и даже намеки которого обретали бы силу незыблемого закона. Воспитателям не удалось преодолеть в нем ни природную вялость, ни робость характера. Он был излишне уступчив, удручающе непостоянен, легко и как-то равнодушно отвергал собственные решения, словно заранее зная, что любое из них не имеет существенного значения.
Хотя, быть может, Франции, менявшей свой общественный облик, изнемогавшей от неразрешимых противоречий, а затем вступившей на путь насилия и гражданской войны, и нужен был такой — молящийся, добродетельный, но беспомощный правитель. Когда логика революционной борьбы потребовала ликвидации монархии, Людовика XVI без особых затруднений отправили на эшафот.
Считалось, что он был хорошо образован. Владел латинским, имел обширные познания в географии, ибо сам составил инструкции для экспедиции Лаперуза, увлекался историей и даже переводил на французский язык книги о жизни древних римлян и английского короля Ричарда II. Был не чужд литературного творчества и еще в юности написал "Размышления о беседах с герцогом Вогийоном". Сохранилась и опубликована его обширная переписка. Однако обнаруженный и в 1873 году изданный дневник Людовика XVI вызвал недоумение и чувство неловкости. Франция переживала едва ли не самый трагичный период своей истории, а в дневнике только сухие, невероятно примитивные записи об охоте и времяпрепровождении между трапезами, о приемах, празднествах и т.д. Король отметил, сколько знатных особ поклонилось ему по случаю кончины тещи, сколько ласточек (более двух сотен) он настрелял между завтраком и обедом. Однажды, подводя итоги дня, вершитель судеб Франции начертал: "Ничего. Не охотился". Кроме охот, его серьезно занимало, пожалуй, лишь ремесло слесаря. Он делал замки. Каждый из них, волнуясь, приносил на суд своего строгого учителя и очень гордился, когда удавалось заслужить его скупую похвалу. Король любил также молиться, исповедываться и читать псалмы.
Женили его в 16 лет на очаровательной Марии Антуанетте, своенравной и умной дочери Марии Терезии и Франца I Австрийских. Свадебные торжества омрачились двумя жуткими происшествиями, которые и во Франции, и за ее пределами породили суеверное предчувствие, что новобрачных ждет беда. Во время венчания в Версале придворные, хлынув к алтарю, сбили с ног и насмерть задавили многих (по некоторым сведениям, сотню) швейцарских гвардейцев. А фейерверк на площади Людовика XV, ставшей через 23 года местом казни супругов, завершился страшной давкой — обезумевшие парижане опрокидывали экипажи, топтали друг друга. По одним данным, на этом народном "гулянии" погибли 333 человека, а по другим — более тысячи.
Французы сразу невзлюбили юную австриячку, полагая, что будущий король попадет под ее каблучок, а это неблагоприятно скажется на делах государства. Скоро выяснилось, что Мария Антуанетта капризна и упряма, что она недопустимо много тратит на наряды и драгоценности, на бесчисленные увеселения и пиршества, что она покровительствует консерваторам и самым ярым защитникам сословных привилегий. К тому же у нее так долго не было детей. Только в 1778 году, через восемь лет после свадьбы, она родила дочь, в 1781 — первого, а в 1785 — второго сына. Словом, Франции целых 11 лет пришлось ждать законного наследника престола.
Десятого мая 1774 года Людовик Огюст и Мария Антуанетта стали владыками Франции. Ему было 20 лет, ей — на год меньше. "Мы начали править слишком молодыми", — сказал Людовик XVI своей венценосной супруге. Однако не только молодость мешала ему выглядеть "настоящим королем". Конечно, в облике его легко угадывались фамильные черты. Привлекали прекрасные голубые глаза, породистый римский нос, приветливая улыбка. Однако не было в нем ни величия и изящества предков, ни присущей Бурбонам значительности, которую те сохраняли даже в старости. Кроме того, новый монарх был маленького роста, довольно тучен, ходил, шарахаясь из стороны в сторону, будто страшась чего-то, принимал порой нелепые позы. Стоял он, покачиваясь и переступая с ноги на ногу, а когда разговаривал, не мог скрыть, что тяготится этим. Лишь немногие полагали, что за невзрачной внешностью и неуклюжими манерами скрывались доброта и благородство, презрение к неправедным вельможам и тоскливые мысли о жизни.
Впрочем, пересуды о короле чаще всего вели те, кто имел возможность близко его наблюдать: придворные, приживалы, лакеи, а также посетители парижских салонов. Что касается большинства французов, то они наивно и трогательно обожали своего монарха, связывая с ним и его наследниками самые светлые надежды. Обожателей Людовика XVI значительно поубавилось лишь в годы революции, особенно в 1791-м после его неудавшегося бегства из Парижа.
За 15 лет дореволюционного правления Людовик XVI не провел ни одной реформы, способствовавшей обновлению, успокоению и процветанию своей родины. Не то чтобы он не хотел этого, но для осуществления задуманного ему не хватало ни государственной мудрости, ни политической хватки, ни державной отваги, ни редчайшего таланта подчинять людей своей воле. Плывя по течению, намереваясь быть хорошим королем для всех французов, он правил так, что вынуждал их еще больше противостоять друг другу.
Желая подчеркнуть свое отличие от предшественника и показать, что наступили новые времена, Людовик XVI уже через несколько месяцев после восшествия на престол отменил знаменитую реформу Мопу, восстановив в прежнем виде французские парламенты, в том числе и Парижский, то есть те судебные палаты, которые ревностно охраняли законы, обычаи и сословные привилегии Франции старого порядка. К Парижскому парламенту вернулось важнейшее право решать вопрос о законности, регистрации и тем самым вступлении в силу любого королевского декрета.
Воссоздав такой мощный заслон нововведениям и собственному волеизъявлению, монарх легко соглашался на реформы и столь же легко мирился с их отменой; он учтиво приглашал в министры передовых людей своего времени, выдающихся экономистов и финансистов, а затем бесцеремонно отстранял их от дел. Так было с Тюрго, который пытался упразднить ставшие помехой развитию промышленного производства цехи, намеревался содействовать предпринимательству, внедрить свободу торговли хлебом, ограничить непомерное расточительство двора. Так было с Неккером и Колонном, которые стремились укрепить финансовое положение королевства, сократить расходы на содержание чиновников, упорядочить налогообложение, а кроме того, посягнули на сословные привилегии. Правда, при Людовике XVI Франция помогла североамериканским колониям Англии стать независимым государством — это бесспорное достижение его правления. Достаточно успешно проходила реорганизация армии. Но в целом положение было воистину абсурдным. О реформах охотно и страстно спорили; верх одерживали то сторонники, то противники преобразований; королевские декреты то провозглашали, то отменяли крупные нововведения. И при этом все оставалось по-прежнему; скорее, не так — дела шли все хуже и хуже. Во Франции росли напряженность и озлобление, готовность покончить со всеми трудностями быстро и решительно, раз и навсегда.
К 1787 году стало совершенно ясно, что действующие государственные институты не способны вывести страну из затянувшегося кризиса. Король собирает нотаблей — представителей высшего духовенства, придворной знати и мэров городов — для введения новых налогов, которыми частично облагались бы даже привилегированные сословия. Попытка эта провалилась. В том же году для тех же целей король соглашается созвать Генеральные штаты. Их заседание открылось 5 мая 1789 года в Версале. Людовик XVI произнес напыщенную и нелепую речь, осудив "неумеренное стремление к новшествам". 17 июня Генеральные штаты вопреки монаршей воле объявили себя Национальным собранием; 9 июля оно стало Учредительным, провозгласив тем самым свое право на принятие конституции.
Верховные власти, утрачивая контроль над ситуацией, начали стягивать войска для разгона собрания. Франция ускоренно и неумолимо, словно обреченно, вступала на путь революционных, насильственных средств решения противоречивых общественных проблем. И без того тяжелое положение страны еще больше осложнилось из-за неурожая, недостатка и дороговизны продовольствия в 1788 году. А потом грянул 1789: захват восставшими парижанами Бастилии; "муниципальные революции" в провинциях; жестокие, кровавые, озаренные пожарами крестьянские восстания, вошедшие в историю под названием "Великого страха"; поход многотысячной толпы, главным образом, женщин, и отряда Национальной гвардии в Версаль 5—6 октября, в результате чего Учредительное собрание, королевская семья и правительство переехали в Париж.
Происходило это так. Дойдя до Версаля, толпа направилась в зал заседаний Учредительного собрания, потребовала хлеба и, получив обнадеживающие обещания, двинулась к королевскому дворцу. После долгих колебаний и уговоров Людовик XVI принял делегацию бунтовщиков. Во время аудиенции он говорил о своих неусыпных заботах на благо Франции и обязался утвердить декреты Учредительного собрания от 4 августа, отменявшие дворянские привилегии.
Между тем наступила ночь. Казалось, пик противостояния миновал. Однако ранним утром обстановка резко обострилась. Настойчиво распространялся слух о том, что захвачены кареты, на которых королевское семейство собиралось бежать в Нормандию. Во всем винили королеву. Разгневанная толпа, оскорбляя и проклиная Марию Антуанетту, штурмом преодолела дворцовую ограду, убила нескольких гвардейцев охраны, водрузила их головы на пики и проникла в недосягаемые еще вчера апартаменты французских монархов. Через тайный ход королева поспешила в комнату супруга. А чуть позже венценосная чета была вынуждена появиться на балконе перед разъяренной толпой, требовавшей: "В Париж! В Париж!" Согласия, собственно, не требовалось. Король покорно выполнил приказ. Привезли его с женой и детьми в столицу около семи часов вечера, сначала в Отель де Вилль, где пришлось выслушать торжественную и поучительную речь мэра города и только ночью — в опустошенный и мрачный Лувр. С переездом в Париж Учредительное собрание укрепило свою власть, угроза его разгона практически исчезла, и король уже не в силах что-либо изменить вместе с семьей превратился в заложника революционеров.
До гибели на эшафоте ему довелось пережить еще немало испытаний и унижений. В Париже король постоянно страшился за себя и своих близких. Правда, 14 июля 1790 года во время Праздника федерации он произнес клятву на верность народу и закону, вызвав шумное одобрение всех присутствующих и доказав, что его популярность еще достаточно велика. Однако этот успех оказался призрачным. Монарх пробовал как-то влиять на стремительные перемены, чему-то препятствовать, что-то предпринимать, но каждый раз убеждался в тщете своих попыток. Он мечтал восстановить во Франции, — пусть даже с помощью войск, в том числе иностранных, — многие прежние порядки, укрепить свою власть, прекратить надругательства над правами и достоинством священнослужителей. В ночь на 21 июня 1791 года, подстрекаемый королевой, он вместе с семьей бежит из Парижа в Мец, где находилась армия генерала Буалле, верная Бурбонам. Но и здесь его ждала неудача — в местечке Варенн переодетого короля узнал почтовый чиновник. Под конвоем Национальной гвардии, сквозь враждебные толпы возвращались беглецы в столицу. Законодательное собрание, ставшее преемником Учредительного, временно отстранило короля от власти, но вскоре восстановило на троне, сохранив за ним лишь титул и право отлагательного вето.
Начало войн Франции со странами монархической Европы, активизация противников революционных изменений в стране, попытки согласовывать действия внешней и внутренней контрреволюции, Манифест герцога Брауншвейгского, грозившего французам полным разрушением Парижа и казнями бунтовщиков, в случае, если будет нанесен "малейший ущерб" августейшей семье — все это оказалось роковым для Людовика XVI.
В ночь на 10 августа 1792 года Париж не спал. Надрывно звонили колокола, сухо трещали выстрелы, грозно ухали пушки. Мирные обыватели затаились. Толпы вооруженных революционеров штурмовали Лувр. Восстание удалось. Дворцовые чертоги заполнили ликующие победители. Королевская семья была взята под стражу. 10 августа по решению мятежников и Законодательного собрания король был лишен трона и вместе с семьей заключен сначала в Люксембургский дворец, а затем, с 13 августа 1793 года, в одну из башен Тампля.
Необычному арестанту отвели помещение на третьем этаже с прихожей, столовой, спальней и комнатой для слуги. Его близких разместили на четвертом.
Отставной государь давал семилетнему сыну уроки географии и латинского языка, играл с желающими в шахматы, гулял по монастырскому двору. При его встречах с Марией Антуанеттой всегда присутствовали два офицера стражи. Обедали всем семейством в столовой на третьем этаже.
Двадцать первого сентября Людовика XVI ожидал еще один удар. Вновь избранное Законодательное собрание — Конвент — приняло декрет о ликвидации во Франции монархии. До тех пор даже отрешенный от власти, даже в тюрьме он все же был королем и, надо думать, не терял последних надежд на перемены к лучшему. Но после 21 сентября оставалась лишь жизнь, семья да горькие раздумья о будущем. Но и это длилось недолго.
Уже 20 ноября в Лувре был обнаружен секретный сейф, в котором хранились документы, свидетельствовавшие о тайных связях короля с недругами Франции, в частности, с государями враждебных ей стран. Понятно, что в республике, решавшей судьбу бывшего монарха и его семьи, эти связи были объявлены преступными.
Процесс начался уже 11 декабря в Конвенте. Подсудимый держался с большим достоинством. Не соглашался ни с одним из предъявленных ему обвинений. Его блестяще защищал Мальзерб, видный государственный деятель дореволюционной поры, поборник справедливости и закона, сторонник свободы слова и печати, друг и покровитель многих знаменитых просветителей. Все тщетно. При поименном голосовании недавний суверен был признан виновным и приговорен к смерти. 387 депутатов проголосовали за казнь, 334 — против. 18 января 1793 года так же поименно 380 голосами "за" и 310 — "против" приговор был подтвержден тем же судилищем.
Ему позволили попрощаться с семьей. За день до казни Людовик XVI долго молился; ночь провел довольно спокойно и даже спал. На утро его духовник аббат де Фирмон отслужил в спальне узника мессу. Затем последний, недолгий, но такой страшный путь от Тампля до Площади революции в простом экипаже с двумя стражниками и духовником. На эшафот Людовик XVI взошел мужественно и твердо, к гильотине приблизился, не дрогнув. Он пытался сказать, что невиновен, что прощает своих врагов, но голос его заглушил барабанный бой, а через несколько мгновений его жизнь навеки оборвал нож гильотины.
