Жан Поль Марат — один из тех знаменитых французов эпохи революции конца XVIII века, которые редко кого оставляют равнодушными. Для одних это пламенный революционер, друг народа и мученик за свободу. Для других — отвратительный палач, человеконенавистник, призывавший без пощады рубить головы. На известной картине Ж.Л. Давида "Смерть Марата” изображен прекрасный и возвышенный герой, способный вызвать восхищение и сострадание зрителей. Но некоторые историки называли его "Калигулой" и "гунном", подчеркивая тем самым его варварскую жестокость. Столь противоречивые оценки неудивительны, так как Марат был очень сложным человеком.
Он родился в городке Будри, принадлежавшем в те годы Пруссии, а ныне расположенном на территории Швейцарии. В этой стране жила семья его матери, а отец был выходцем с острова Сардиния. Марат-старший слыл образованным человеком. Он сменил несколько профессий: был священником, художником, врачом, преподавал иностранныеязыки. Зарабатывал он достаточно для того, чтобы прокормить свое многочисленное семейство (у него было семеро детей), но на наследство детям рассчитывать не приходилось. Сыновья могли полагаться только на свои силы, и отец стремился дать им хорошее домашнее и школьное образование, обучая разным наукам, медицине, истории, иностранным языкам. Жан Поль несомненно обладал способностями, трудолюбием и желанием учиться. Знания ему вскоре пригодились.
В 16-летнем возрасте, после смерти горячо любимой матери Марат отправился скитаться по Европе. Он подолгу жил во Франции, Великобритании, Голландии, зарабатывая уроками иностранных языков и врачебной практикой. Одновременно он занимался самообразованием и начал публиковать результаты своих научных штудий. Марат исследовал природу огня, света, электричества, проблемы оптики. Он был серьезным и трудолюбивым естествоиспытателем, но на его труды многие собратья-ученые смотрели скептически. Впрочем, к нему относились предвзято, так как этот человек обладал поистине удивительной способностью наживать врагов. В 1773 году он опубликовал в Лондоне двухтомный научно-философский трактат "О человеке", содержащий нападки на все признанные авторитеты той поры, от Декарта до Вольтера.
Уже в ранней молодости проявился тяжелый характер Марата: его страстность, доходившая до нервозности, и непомерное честолюбие. Он позволял себе высокомерно отзываться о Ньютоне, безапелляционно именовал шарлатанами своих выдающихся современников, таких как математик и издатель "Энциклопедии" Д'Аламбер, астроном Лаплас, химик Лавуазье. Значение же собственных открытий он, напротив, непомерно преувеличивал. Но отдельные его исследования, в часности, о природе огня, были замечены и получили высокую оценку других ученых. Б. Франклин, присутствовавший при его опытах с использованием микроскопа, заинтересовался ими и вступил с Маратом в научную переписку. Некоторые его работы были переведены на немецкий язык. О них одобрительно отзывался Гёте.
Марат интересовался и политикой. В 1774 году в Лондоне он издал на английском языке книгу "Цепи рабства", в которой выступил последователем своего соотечественника Ж.Ж.Рус-со, обличая тиранию и воспевая справедливость и свободу. Особенностью, отличавшей сочинение Марата в потоке политической публицистики тех лет, был призыв к свержению тирании насильственным путем.
В 1777 году Марат получил престижное место врача при персонале конюшен, а затем и гвардии графа д'Артуа (младшего брата короля). Принятие Марата на такую должность свидетельствовало о том, что он был уже достаточно известным и хорошо зарекомендовавшим себя медиком. В эти годы положение Марата было вполне благополучным, хотя и не могло удовлетворить его амбиции — официального признания со стороны Французской академии наук Марат так и не получил. В 1784 году он потерял место у графа д'Артуа и столкнулся с настоящей нуждой и лишениями.
Когда во Франции началась революция, Марат со свойственной ему страстностью с головой ушел в политику. Революционная деятельность Марата заключалась преимущественно в словах, а не в поступках. Он лично не участвовал в народных восстаниях и других важных политических событиях того времени, зато писал о них, выражая общественное мнение и воздействуя на него. 12 сентября 1789 года он приступил к выпуску газеты "Парижский публицист", которая вскоре стала знаменитым "Другом народа, или Парижским публицистом". Три года спустя, в сентябре 1792 года Марат снова переименовал ее — в "Газету Французской республики, издаваемую Маратом, другом народа". Слова "друг народа" из названия газеты превратились в часть имени ее автора. И для самого Марата, и для его читателей он и его детище были неразделимы. Газета стала основным делом жизни, самой жизнью Марата. С самых первых номеров газета яростно нападала на аристократов, двор, королеву, министров, большинство депутатов Учредительного собрания, Лафайета, Мирабо. Марат редко о ком отзывался одобрительно или хотя бы бесстрастно. Всякий, кто привлекал его внимание и попадал на страницы "Друга народа", клеймился как изменник и злейший враг революции. Статьи Марата очень эмоциональны, но по содержанию однообразны и написаны по одной и той же схеме.
Потрясающее впечатление на современников и некоторых историков производило то, что поначалу казавшиеся совершенно невероятными разоблачения Марата иногда имели свойство сбываться. Так, он очень рано выявил тайные связи с королевским двором и продажность Мирабо, предсказал попытку бегства королевской семьи, измену Лафайета и Дюмурье. Впрочем, Марат повсюду видел заговоры, всех обвинял и всех изобличал. Нет ничего странного в том, что иногда он угадывал правильно. Были и ошибки, но они в счет не шли.
Сами по себе резкость высказываний, призывы к насилию, звучавшие со страниц "Друга народа", не были в то время чем-то из ряда вон выходящим. Все публицисты, как революционные, так и контрреволюционные обычно не стеснялись в выражениях. В отличие от некоторых из них, Марат не позволял себе сквернословия и цинизма. Его обвинения носили исключительно политический характер, хотя и звучали подчас просто чудовищно, так как он называл изменниками самых авторитетных политиков революционной Франции.
Свою задачу Марат видел в том, чтобы, подобно часовому, предупреждать народ об опасности и разоблачать его недругов. Он придерживался определенной политической теории, согласно которой для спасения общества необходимо беспощадно расправляться с его врагами, подобно тому как хирург отрезает у пациента зараженную гангреной руку. Действенным средством борьбы против всеобщего контрреволюционного заговора, по Марату, могут быть только репрессии. Таким образом, со страниц "Друга народа" звучало нечто большее, чем резкие политические обвинения. Язык газеты Марата — это язык террора, и он заговорил на нем раньше многих других французских революционеров.
Издание Марата завоевало большую популярность. Постоянные призывы к насилию создали ему немало противников и в то же время множество восторженных поклонников, особенно в народе. Обличения заговорщиков, попытки объяснить все политические и экономические трудности вражескими кознями явно импонировали революционной толпе. Марата в Париже хорошо знали и любили. Его мнение было авторитетным.
Неудивительно, что Марат, обвинявший в предательстве министров и депутатов и призывавший народ к восстанию, неоднократно подвергался преследованиям, был вынужден скрываться, уходить в подполье и даже бежать в Великобританию. Но всякий раз он возвращался и с удвоенной энергией принимался за издание газеты.
В сентябре 1792 года Марат из гонимого журналиста превратился в человека, облеченного властью. Он был избран депутатом от Парижа в Национальный Конвент, где соперничали две политические группировки: жирондисты и монтаньяры.Марат примкнул к более радикальным монтаньярам, хотя и держался среди них особняком. Во время дебатов в Конвенте он обычно служил мишенью для нападок со стороны жирондистов: поводов для этого было предостаточно. Один депутат предложил даже мыть трибуну всякий раз после того, как на ней выступал Марат.
В апреле 1793 года жирондисты добились суда над Маратом, который подписал воззвание с требованием истребить жирондистских депутатов Конвента. Марата обвинили в попытке расколоть Конвент, в подстрекательствах к мятежу и резне. Чтобы отдать депутата под суд, требовался специальный декрет Конвента, который для решения этого вопроса прибег к торжественной процедуре поименного голосования. Раньше такой чести удостоился только свергнутый король Людовик XVI. Большинство депутатов высказалось за суд над Маратом. Он состоялся полторы недели спустя и превратился в триумф подсудимого. Революционный трибунал единогласно оправдал его, и восторженная тол-па парижан препроводила своего кумира обратно в Конвент. Воодушевленный победой, Марат усилил атаки на жирондистов, которых считал теперь самыми злостными врага родины.
К этому времени Марат был уже тяжелобольным человеком. На нервной почве у него обострилась экзема, его мучил жар. Пищу он мог принимать только в жидком виде и, чтобы взбодриться, непрестанно пил кофе, а это лишь усиливало воспалительный процесс в организме. В последние недели своей жизни он постоянно носил уксусный компресс на голове и часто принимал ванны, так как только они приносили ему облегчение.
Известен эпизод убийства Марата 13 июля 1793 года Шарлоттой Корде, восторженной поклонницей жирондистов. Марат в это время сидел в ванной и правил гранки очередного номера газеты.
После смерти Марата его популярность переросла в настоящий культ. На его похороны явился Конвент в полном составе. По просьбе революционного клуба кордельеров ("Общества прав человека и гражданина"), активистом которого был Марат, его похоронили в саду здания клуба, а сердце поместили в зале заседаний. В Париже Монмартр был переименован в Монмарат. По всей Франции воздвигались бюсты и алтари в честь Марата, объявленного "мучеником свободы". 21 сентября 1794 года прах Марата был торжественно перенесен в Пантеон, правда, ненадолго. Пришедшим к власти политикам умеренного толка стало неловко официально увековечивать память человека, известного своими постоянными призывами рубить головы. 26 февраля 1795 года Марата вынесли из Пантеона и перезахоронили на кладбище св. Женевьевы.
