Предпринимая попытку описать общественную и личную жизнь (vitam et cоnversationem), равно как и значительную часть подвигов своего государя и воспитателя Карла, наилучшего и заслуженно знаменитого короля, я хотел быть возможно более кратким, но заботился и о том, чтобы не опустить ничего из дошедших до меня сведений, а вместе не обременить излишними подробностями тех, кто не любит читать новейших сочинений; едва ли, однако, есть какая-нибудь возможность неудовольствия тех лиц, которым надоедают даже и древние произведения писателей, обладавших и красноречием, и ученостью. Хотя я не сомневаюсь, что и кроме меня найдется немало людей досужных и образованных, которые не считают современное до того ничтожным, чтобы в нем предать забвению и осудить на молчание все, как недостойное памяти; но и эти люди, увлеченные любовью к вековечному, желают лучше описывать знаменитые деяния других, нежели спасти славу своего имени от забвения потомства. Все это, как я полагаю, не должно было удерживать меня от предпринятого мной труда, так как, я уверен, никто не мог бы описать с такой достоверностью, как я, все, что пережито мной, и что я познал, как говорится, наглядной верой (oculata fide); сверх того, мне не могло быть известно, будет ли современное нам описано кем-нибудь другим или нет. Я предпочел бы даже вместе с другими писать об одном и том же предмете и передать его потомству, лишь бы не допустить погибнуть во мраке забвения славной жизни и знаменитых деяний, едва ли даже возможных для людей нынешнего времени,– деяний наилучшего и величайшего в ту эпоху короля. Но была еще и другая причина, думаю, не менее основательная, и которая одна по себе могла принудить меня взяться за труд: это, именно, заботы Карла обо мне, и постоянная дружба, со времени моего пребывания при дворе, его и детей; он меня так привязал к себе и сделал меня таким должником и при жизни, и за могилой, что я справедливо был бы обвинен в неблагодарности и осужден, если бы, позабыв все его благодеяния, прошел молчанием блестящие и знаменитые подвиги человека, сделавшего мне столько добра,– как будто бы он никогда не существовал, и как будто бы его жизнь не заслуживает ни литературного воспоминания, ни похвального должного слова. Конечно, для полного осуществления предпринятого мной недостаточно моих слабых и ничтожных сил: оно было бы в состоянии затруднить само Туллиановское (то есть Цицерона) красноречие.
Итак, представляю тебе, о, читатель, мой труд, назначенный для сохранения памяти о славном и великом муже; в этом труде ты будешь удивляться только его подвигам, да еще, может быть, тому, что я, варвар (то есть германец), весьма мало знакомый с латинской речью, подумал, что могу порядочно и толково написать что-нибудь по-латыни, и дошел до такого бесстыдства, что, по-видимому, пренебрег тем, что сказал Цицерон о латинских писателях, как мы то читаем в его Книге тускуланских бесед: «Взять на себя облечение в литературную форму своих размышлений и не уметь ни расположить их, ни отделать, ни обставить интересно для читателя может один человек невоздержный на досуг и писательство (hominis est intemperanter abutentis et otio, et literis)». Такое изречение великого оратора было бы в состоянии остановить меня, если бы я еще прежде не решился лучше испытать на себе суд людской и пожертвовать своей литературной репутацией, нежели, щадя самого себя, не сохранить памяти о столь великом муже. <...>
4. Не считая удобным говорить о рождении, детстве и даже отрочестве Карла, так как нет для того никаких письменных показаний, ни очевидцев, которые взяли бы на себя труд сообщить о том сведения, я, отложив в сторону недостоверно известное, решился приступить прямо к изложению и объяснению деяний Карла, его характера и прочих сторон жизни. А именно я начну с его внутренней и внешней деятельности; далее скажу о характере и наклонностях, и, наконец, перейду к его администрации и смерти, не опуская в своем повествовании ничего, что заслуживает быть известным и о чем необходимо знать.
5. Из всех войн, которые вел Карл, самая первая была война аквитанская (769 г.), начатая еще его отцом, но неоконченная; он предпринял ее в надежде скоро окончить, еще при жизни брата (Карломана), которого даже просил явиться к нему на помощь. Хотя брат и обманул его своими обещаниями, но он, несмотря на то, деятельно продолжал предпринятый поход и решился окончить дело не прежде, пока своим постоянством и твердостью не достигнет того, чего домогался. Карл принудил Гунольда, который после смерти Вайфария занял Аквитанию и сделал попытку к возобновлению почти уже оконченной войны, оставить эту страну и бежать в Гасконию (Wasconia). Не оставляя Гунольда и там в покое, Карл перешел р. Гаронну и потребовал через послов у Лупа, герцога Гасконии, выдачи беглеца; в случае, если Луп замедлит удовлетворением его требования, Карл грозил ему войной. Но Луп, следуя более здравым советам, не только выдал Гунольда, но и сам, вместе со всей областью, признал над собою власть Карла (769 г.).
6. По окончании этой войны и устройстве дел в Аквитании, когда брат его, бывший соправителем, умер, Карл начал войну с лангобардами, вследствие настояния и просьб римского епископа Адриана. Такая же война еще прежде (756 г.) велась его отцом (Пипином Коротким) по приглашению Папы Стефана и стоила ему больших усилий, потому что некоторые из знатнейших франков, с кем он обыкновенно совещался, были до того несогласны с его волей, что, не стесняясь (libera voce), объявили свое намерение оставить короля и возвратиться домой. Тем не менее война была тогда объявлена королю (лангобардов) Айстульфу и в короткое время окончена. Хотя причина войны у Карла и у его отца была подобная, или, лучше сказать, одна и та же, но при всем том обе войны были ведены не с одинаковыми трудностями и имели совершенно различные последствия. Пипин заставил короля Айстульфа, после нескольких дней осады Тицина (ныне Павия), дать заложников и возвратить отнятые у жителей Рима города и крепости, взяв с него клятву не покушаться на новое их завоевание. Карл же, начав войну, не прежде остановился, как принудив сдаться Дезидерия, утомленного продолжительной осадой, а сына его, Адальгиза, на которого все возлагали свои надежды, заставил оставить не только государство, но и Италию (774 г.); все отнятое у жителей Рима Карл возвратил им; Руодгавза, наместника Фриульского герцогства (Forojuliani ducatus), замышлявшего новое восстание, усмирил (776 г.); всю Италию подчинил своей власти и покоренной земле дал в короли своего сына Пипина. Я охотно описал бы при этом случае, как затруднителен был переход Карла через Альпы при его походе в Италию и с каким трудом приходилось франкам достигать неприступных горных вершин, утесов, высящихся до облаков, и обрывистых скал, если бы не предположил в этом труде обратить больше внимания на частную жизнь Карла, нежели на веденные им войны. Конец войны лангобардской был тот, что Италия покорилась, король Дезидерий и его сын Адальгиз были изгнаны навсегда из Италии, а земли, отнятые у королей лангобардских, возвращены Адриану, правителю (rectori) Римской церкви (то есть Папе). 7. По окончании дел с Дезидерием саксонская война, как бы на время приостановившаяся, возобновилась с прежней силой. Из всех войн, предпринятых франками, ни одна не была ведена так упорно, жестоко и с таким потерями, потому что саксы, как почти все народы, населявшие Германию, свирепые по нравам, преданные служению злым духам (daemonum) и враждебные нашей религии, не считали бесчестным нарушать и осквернять божеские и человеческие права. Были и другие причины, которые содействовали ежедневному нарушению мира: наши границы и их, на ровных местах, были почти везде смежные, за исключением немногих пунктов, где франкские поля отделялись ясно от саксонских или обширными лесами, или промежуточными хребтами гор; на сопредельных же границах сменялись поочередно убийства, грабежи и пожары. Такими злодеяниями саксов франки были раздражены до того, что, наконец, сочли необходимым не только платить им злом за зло, но и предпринять против них открытую войну. Итак, началась с ними война, которая продолжалась 33 года (772–804 гг.) при сильнейшем ожесточении с той и другой стороны, но все же к большему вреду саксов, нежели франков. Она могла бы окончиться и ранее, если бы не вероломства саксов. Трудно исчислить, сколько раз они, побежденные, с мольбой о помиловании, покорялись королю, обещая исполнить предписанное им, выдавая немедленно требуемых заложников, принимая отправляемых к ним послов; сколькораз они были до такой степени усмиряемы и размягчаемы, что давали даже обещание оставить поклонение злым духам и выражали желание принять христианскую религию. Но сколько раз они соглашались на это, столько же раз с поспешностью и нарушали свое слово, так что трудно было бы сказать наверное, к какой из этих двух религий они имели более склонности; не проходило года со времени объявления войны, чтобы саксы не успели обнаружить своего непостоянства. Но твердость короля и его настойчивость, равные и в счастье, и в несчастье, не могли быть побеждены их изменчивостью: он оставался непреклонным в том, что раз начал, и не допускал того, чтобы какая-нибудь из их проделок в том роде оставалась безнаказанной: или предводительствуя сам лично, или посылая войско под начальством своих графов, он мстил за измену и взыскивал с них соответственное удовлетворение, пока, наконец, поразив всех, которые оказывали сопротивление, и подчинив их своей власти, не перевел 10 тысяч человек из тех, которые жили по обоим берегам Эльбы, вместе с их женами и детьми, и не расселил их по различным частям Галлии и Германии. По предложении этой меры королем и по принятии ее саксами война, тянувшаяся столько лет, была, как известно, окончена, с тем, чтобы саксы, отказавшись от служения злым духам и бросив обряды отцов, приняли христианскую веру и таинства религии и, соединившись с франками, составили вместе с ними один народ.
8. Хотя саксонская война тянулась долгое время, но сам Карл лично сразился с неприятелем не более двух раз: однажды у горы Осненги, при месте, известном под названием Теотмелла (ныне Детмольд), а в другой раз у речки Газы; оба эти сражения произошли в течение одного месяца, за несколько дней. В этих битвах неприятель был до того поражен и разбит, что не осмеливался более ни вызывать короля на бой, ни отражать его нападения, если само место не было удобно для защиты. Однако в эту войну погибло много знатных людей, занимавших высокие должности, как со стороны саксов, так и со стороны франков. Наконец, война прекратилась после 33 лет борьбы (804 г.); но в продолжение этого времени было, кроме того, объявлено франкам столько тягостных войн с различных сторон и все они были так удачно окончены, благодаря искусной деятельности короля, что, размышляя о всем случившемся, справедливо можно недоумевать: чему должно более удивляться в короле — его ли терпению, с которым он переносил труды, или его счастью. Саксонская война началась за два года до итальянской, и при беспрерывном ее продолжении ничего не было упущено из внимания в других войнах и ни в чем не обнаружилось послабления, несмотря на всю обременительность борьбы. Причина заключается в том, что король, превосходя умом и характером всех современных ему властителей народов, во всех своих предприятиях и в их выполнении не отступал назад от страха перед трудностями или опасностями. Он, умея терпеть и выносить все сообразно обстоятельствам, не падал духом в несчастье и среди удач не поддавался ложному и льстивому счастью.
9. Между тем как велась деятельная и почти беспрерывная борьба с саксами, Карл, расположив в удобных местах гарнизоны по их границам, отправился (778 г.) с огромными военными силами в Испанию, перешел вершины Пиренеев и, овладев всеми городами, к которым только подступал, а крепости принудив к сдаче, благополучно и без потерь возвратился с войском; только в самом проходе Пиренеев на обратном пути пришлось ему несколько испытать гасконское вероломство. Когда войско двигалось растянутым строем, как то требовала местность и расположение теснин, гасконцы, устроив засаду на вершинах гор – место же то при густоте лесов, которые растут там в изобилии, весьма удобно для засады,– напали сверху на заднюю часть обоза и на отряд, прикрывавший его, опрокинули его в долину, и, завязав бой, убили всех до одного, разграбили обоз и под покровом наступившей ночи с быстротой рассеялись в различные стороны. В этом деле гасконцам помогли и легкость их вооружения, и положение местности, на которой происходил бой; напротив того, тяжелое вооружение и неровность поля битвы ставили франков во всех отношениях ниже гасконцев. В этом сражении пали Эггигард, королевский стольник (regiae mensae praepositus), Ансельм, пфальцграф (comes palatii), и правитель Бретани (Brittanici limitis praefectus) Роланд (Hruodlandus). И это дело не могло быть отомщено на месте, потому что неприятель, исполнив свое намерение, рассеялся так, что о нем не осталось и слуха, где его искать.
10. Карл усмирил (786 г.) также и бретонцев (Brittones), живших на западе, в отдаленной части Галлии по берегам океана; они оказали неповиновение ему, и он отправил против них войско, которое принудило их дать заложников и обещание выполнять все, что будет повелено. Сам же после того вступил в Италию и, пройдя через Рим, подошел к Капуе, городу Кампании, где и расположился лагерем, угрожая войной беневентинцам, если они не сдадутся. Но герцог этого народа, Арагиз, предотвратил войну, отправив навстречу королю сыновей своих, Румольда и Гримольда, с большой суммой денег и с просьбой взять их в заложники, сам же обещал вместе с народом исполнять всякие повеления, исключая, если Карл потребует от него явиться лично. Король, обращая более внимания на пользу народа, нежели на упорство одного лица, принял предложенных ему заложников, и вследствие полученной им большой суммы денег согласился не требовать от Арагиза явиться лично. Даже из сыновей был удержан заложником только один младший, а старшего он отпустил и, отправив послов для истребования и принятия присяги в верности у беневентинцев вместе с Арагизом, возвратился в Рим; проведя там несколько дней для поклонения святым местам, Карл прибыл в Галлию.
11. Вслед за этим (788 г.) внезапно началась баварская война, которая имела скорый конец. Причиной ее было высокомерие и безрассудство герцога Тассилона; под влиянием своей жены (Лиутберги), дочери короля Дезидерия, которая рассчитывала при помощи мужа отомстить за изгнание отца, он попытался, заключив союз с гуннами, восточными соседями байоваров (жителей Баварии), не только оказать неповиновение, но и объявить войну королю. Раздраженный Карл не мог перенести такой дерзости, которая ему казалась чрезмерной, и вследствие того, собрав отовсюду войско, напал на Баварию, и сам с огромной армией подошел к р. Лех. Эта река отделяет байоваров от аламанов. Расположившись лагерем на ее берегах, Карл, не вступая в саму область, попытался через послов разведать о намерениях герцога. Но Тассилон и сам не считал полезным ни для себя, ни для своего народа дальнейшее сопротивление, изъявил королю покорность и дал требуемых заложников, в их числе и сына своего Теодона; сверх того герцог клятвенно обещал, что не согласится, несмотря ни на какие увещания, восстать против власти Карла. Таким образом, был положен скорый конец войне, которая, казалось, примет большие размеры. Однако Тассилон был вскоре после того призван к королю и не получил свободы возвратиться, а провинция, которой он владел, не была более вручена управлению другого герцога, но отдана нескольким графам.
12. По окончании всех этих беспокойств началась борьба со славянами (Sclavis), которые по-нашему называются вильцы (Wilzi), а по-своему, то есть на своем языке,– велатабы (Welatabi). В этом походе в числе прочих народов, следующих по приказанию за королевскими знаменами, участвовали и саксы в качестве союзников, хотя и с притворной, мало преданной покорностью. Причина войны заключалась в том, что ободриты, некогда союзники франков, оскорбляли их беспрерывными набегами и не могли быть удержаны одними приказаниями. От Западного океана протягивается на восток залив; длина его неизвестна, а ширина нигде не превышает 100 тысяч шагов и во многих местах еще уже. По берегам этого залива живетмножество народов, а именно: даны (жители Дании), свеоны (жители Швеции), которых мы называем норманнами; они занимают северный берег и все острова по его протяжению. Но восточный берег населяют славяне, аисты (Aisti, то есть эсты, жители Эстонии, названные у Тацита, Germ. 45, Aestye), и другие различные народы; между ними первое место занимают велатабы, которым в то время король объявил войну. В один поход, предводительствуя лично войском, Карл так поразил и укротил их, что они другой раз не считали полезным отказываться от повиновения (789 г.).
13. Из всех войн, какие были предприняты Карлом, если исключить саксонскую, то самой важной была та, которая последовала за войной со славянами, а именно, против аваров и гуннов. Эта война потребовала от него и больших усилий, и гораздо больших издержек (majori apparatu). Но Паннонию – именно эту страну и населял тот народ; прочие же походы он поручал своему сыну Пипину, областным правителям, даже графам и послам. Благодаря деятельным распоряжениям этих лиц на восьмой год войне был положен предел. Сколько было дано битв, сколько пролито крови, можно судить по тому, что в Паннонии не оставлено в живых ни одного человека, а место, где было королевское жилище Кагана, опустошено до того, что там не осталось и следов человеческой жизни. Вся знать гуннов погибла в этой войне, и вся их слава исчезла. Все деньги и накопленные продолжительным временем богатства разграблены, так что никто не запомнит, чтобы была объявлена франкам какая-нибудь война, в которой они могли бы более приобресть и обогатиться. До того времени франки считались почти бедными, а теперь они нашли столько золота и серебра в королевском дворце и в битвах овладевали такой драгоценной добычей, что по справедливости можно считать, что франки законно исторгли у гуннов то, что прежде гунны исторгали незаконно у других народов. В этой войне погибли только двое из знатных франков: Эрик, герцог Фриульский, у приморского города Фарсатики (ныне Теркач, близ Фиуме) в Либурнии, захваченный врасплох засадой, сделанной городскими жителями, и Герольд, правитель Баварии, который был убит неизвестно кем в Паннонии в то самое время, когда, готовясь к бою с гуннами, строил войско, объезжал ряды и увещевал каждого поодиночке; вместе с ним были убиты еще двое, сопровождавших его. Впрочем, для франков эта война не стоила много крови и имела счастливый конец, хотя по своим размерам тянулась долее обыкновенного (799 г.).
14. После того окончилась и саксонская война (804 г.), принеся результаты, соответственные своей продолжительности. Войны богемская и линонская (boemanicum et linonicum), открывшиеся вслед затем, не могли продолжаться долго; обе окончились скоро, под предводительством Карла Юного. Последняя война была предпринята против норманнов, называемых данами; сначала они вели жизнь пиратов, а потом, заведя большой флот, начали опустошать берега Галлии и Германии. Их король Готфрид до того был обольщен пустою надеждой, что думал о подчинении своей власти всейГермании, а Фризию и Саксонию считал не иначе, как своими провинциями; абодритов же, своих соседей, уже покорил и сделал своими данниками. Он хвастался даже, что в скором времени нападет с огромными силами на Ахен (Aquasgrani), где была королевская столица (regis comitatus); его словам, хотя и тщеславным, не совсем не верили, даже думали, что он предпримет что-нибудь подобное, если бы не его внезапная смерть. Он был убит собственным телохранителем, тем самым ускорился конец и начатой им войны.
15. Вот те войны, которые вел король в различных частях своих земель с величайшим благоразумием и счастьем в течение 47 лет,– а он именно столько лет и царствовал. Этими войнами королевство франков, которое он получил уже после отца Пипина великим и сильным, было им расширено так значительно, что можно сказать – он прибавил почти половину. До Карла государство состояло не больше, как из той части Галлии, которая лежит между Рейном и Луарой, Океаном и Балеарским (то есть частью Средиземного) морем, и из части Германии, которая расположена между Саксонией и Дунаем, Рейном и р. Салой, отделяющей турингов от сорабов, и которая населена так называемыми австразийскими франками (Franci prientales); сверх того, под властью Франкского королевства находились аламаны и байоварии (бавары). Карл же вследствие упомянутых войн овладел сначала Аквитанией, Гасконией, всем хребтом Пиренейских гор и далее до р. Эбро, которая вытекает из области наваррцев и, орошая плодоноснейшие поля Испании, впадает у стен Дертозы в Балеарское море; потом завоевал всю Испанию, которая от г. Августы Претории (ныне Аоста) до нижней Калабрии, где, как известно, проходит граница между владениями греков и беневентинцев, простирается на тысячу и более миль в длину; затем Саксонию, которая составляет немалую часть Германии, и, полагают, в ширину будет вдвое более всей страны, населяемой франками, а в длину равняется с ней; далее, обе Паннонии и лежащую на том берегу Дуная Дакию, Истрию, Либурнию и Далмацию, исключая приморские города, которыми владеть допустил константинопольского императора из дружбы к нему и вследствие заключенного с ним союза. Наконец, Карл покорил все варварские и дикие народы, которые населяют Германию между реками Рейном и Вислой, Океаном и Дунаем, сходные по языку, но по нравам и обычаям весьма различные; и он смирил их так, что они были принуждены сделаться его данниками. Между ними основные народы – велатабы, сорабы, ободриты, богемцы (Boemanni), и потому он вел войну с ними; других же, число которых гораздо больше, принял просто в подданство.
16. Карл увеличил славу своего царствования приобретенной им дружбой некоторых королей и народов. Он вступил в такие тесные отношения с Гадефонсом, королем Галисии и Астурии, что последний, отправляя к Карлу письмо или послов, приказывал называть себя в этих случаях не иначе как преданным ему (рroprium suum). Даже королей скоттов (то есть шотландских) он умел щедростью подчинить своей воле так, что они его величали не иначе как господином, а о себе говорили, как о подданных и рабах. Существуют письма от них к Карлу, в которых выражена подобная преданность их королю. Аарон, король персов, владевший всем Востоком, за исключением Индии, был так дружественно расположенк Карлу, что предпочитал его любовь приязни всех королей и князей на земном шаре и считал его одного достойным уважения и даров. Впоследствии, когда послы Карла, отправленные им с дарами к святейшему Гробу Господа и Спасителя нашего в места его воскресения, явились к Аарону и изложили ему желание своего государя, Аарон не только разрешил все, о чем его просили, но и уступил во власть Карла (ut illius potestаti adscriberetur, concessit) саму святыню и место спасения; при возвращении послов Аарон, присоединив к ним своих, вручил им для Карла в числе одеяний, ароматов и других богатств Востока огромные дары, и незадолго перед тем послал ему слона, о котором тот просил его, хотя и сам Аарон имел в то время одного. Даже константинопольские императоры, Никифор, Михаил и Лев, ища весьма охотно его дружбы и союза, отправляли к нему часто послов. Когда же принятый Карлом титул императора возбудил в них сильное подозрение, как будто бы Карл тем самым обнаруживает замыслы отнять у них империю, он вступил с ними в тесный союз, чтобы между обеими сторонами не было никакого повода к разрыву. Греки и римляне всегда смотрели недоверчиво на могущество франков, откуда произошла та греческая поговорка:
TON ФRANKON ФILON EXIS, ГITONA OUK EXIS.
То есть «франка другом имей, соседом не имей». Греческие ei и h автор произносил как i.
17. Будучи столь великим в деле расширения государства и покорения чуждых народов и озабоченный подобного рода трудами, Карл, однако, успел положить начало многому для пользы и украшения государства в различных местах, и даже отчасти привел к окончанию. В числе таких предприятий по справедливости могут занимать первое место: собор (basilica) Св. Богородицы в Ахене удивительной работы и мост в Майнце через Рейн в 500 шагов длины – такова ширина реки в том месте. Но мост сгорел за год до его смерти, и не мог быть возобновлен по случаю скорой кончины Карла, между тем, он имел намерение построить каменный на месте деревянного. Карл положил основание и дворцам отличной архитектуры: один недалеко от Майнца, близ виллы, называемой Ингельгейм, а другой в Неймагене (Noviomagi), на р. Ваале, которая омывает южные части острова Батавов. Но особенно Карл заботился о том, чтобы отдавать приказания епископам и священникам, на которых было возложено попечение о церквах, чтобы они восстанавливали повсюду те храмы, об упадке которых доходили до него известия, и отправлял послов для наблюдения за исполнением его приказаний. Строил также и флот для норманнской войны, снаряжая с этой целью суда по рекам, которые из Галлии и Германии текут в Северный океан. А так как норманны постоянно опустошали берега Галлии и Германии, то Карл во всех портах и устьях рек, которые были судоходны, устроил стоянки и сторожевые суда и такими мерами воспрепятствовал вторжению неприятеля. То же самое было сделано на юге по берегам Нарбоннской и Септиманской провинций, даже по всему прибрежью Италии и Рима, против мавров, незадолго перед тем начавших грабежи. И, таким образом, в его время ни Италия от мавров, ни Галлия и Германия от норманнов не понесли важных потерь, исключая двух случаев, когда Чивита-Веккия (Centumcellae), город Этрурии, была взята изменой и опустошена маврами, и во Фризии несколько островов у германского берега были ограблены норманнами.
18. Такова была, как известно, деятельность Карла в охранении, расширении и украшении своего государства.Должно удивляться и его талантам, и высокой твердости его духа во всех случаях жизни, и в благоприятных, и во враждебных ему.
Теперь я начну рассказ о других обстоятельствах, относящихся к его внутренней и личной жизни.
После смерти отца, разделив государство с братом, Карл с таким терпением переносил его коварство и злобу, что все удивлялись, как все это может не возбуждать его гнева. Потом, женившись, по убеждению матери, на дочери Дезидерия, короля Лангобардского, он развелся с ней по прошествии года неизвестно по какой причине и взял в жены Гильдегарду из швабского племени знатного происхождения; от нее он имел трех сыновей – Карла, Пипина и Людовика, и столько же дочерей – Гертруду, Берту и Гизелу. Кроме того, Карл имел еще трех дочерей – Теодераду, Гильтруду и Руодгайду; первых двух – от жены Фастрады из племени автразийских франков, а третью – от какойто наложницы, имени которой не припомню. После смерти Фастрады он женился на Лиудгарде из Аламании, но не имел от нее детей. После смерти Лиудгарды Карл имел трех наложниц: Герзуинду из Саксонии, давшую ему дочь Адальтруду, Регину, которая родила ему Дрого и Гуго, и Адалинду, родившую Теодориха. Мать Карла, Бертрада, дожила до старости и пользовалась у него большим уважением; он весьма чтил ее, и между ними никогда не происходило ссоры, кроме случая, когда он развелся с дочерью Дезидерия, короля лангобардов, на которой Карл женился по ее настоянию. Она умерла после смерти Гильдегарды, после того, как уже видела в доме своего сына трех внуков и столько же внучек; Карл похоронил ее с большими почестями в том самом храме в Сен-Дени (apud sanctum Dionisium), где был положен его отец. У Карла была единственная сестра по имени Гизела, отданная с детских лет на служение Богу, и он почитал ее наравне с матерью, она умерла за несколько лет до его смерти, в том же самом монастыре, где и жила.
19. Детей своих Карл воспитывал так, что как сыновья, так и дочери сначала занимались теми науками (liberalibus studiis), над которыми он и сам трудился. Потом, по обычаю франков, он приказал обучать своих сыновей, как только позволил их возраст, ездить верхом, владеть оружием и охотиться, а дочерей приказано было занимать пряжей льна за прялкой и веретеном и, чтобы они не коснели в праздности, заставлять их трудиться и назидать их на всякое добро. Из своих детей он потерял еще до своей смерти двух сыновей и одну дочь: самого старшего, Карла (ум. в 811 г.), Пипина, поставленного королем Италии (ум. в 810 г.) и Гертруду (ум. в 810 г.), старшую из дочерей, сговоренную за греческого императора Константина. Пипин оставил после себя одного сына Бернгарда и пять дочерей: Аделаиду, Атулу, Гунтраду, Бертаиду и Теодераду. Король дал им большое доказательство своей великой милости и после смерти сына уступил внуку наследство отца, а внучек взял на воспитание вместе со своими дочерьми. Карл по великодушию, которым особенно отличался, никогда не мог переносить равнодушно смерти своих сыновей и дочерей, и при своем мягкосердечии, которым не менее славился, доходил до слез. При известии о смерти римского первосвященника Адриана, бывшего одним из главных его друзей, Карл оплакивал его так, как будто бы он потерял дорогого сына или брата. Он был весьма доступен для дружбы: легко принимал в число друзей, оставался постоянным и свято сохранял уважение к тем, с кем однажды вступил в близкие отношения. О воспитании сыновей и дочерей Карл заботился так, что, будучи дома, никогда не обедал без них, никогда не отправлялся в путь иначе, как вместе с ними; сыновья ехали подле него верхом, а дочери следовали позади, и их поезд охранялся особо для того назначенным отрядом из числа телохранителей. Дочери были весьма красивы и так им любимы, что – удивительно сказать – он не хотел ни одной из них выдать ни за своего, ни за чужестранца, но держал всех у себя дома до самой смерти, говоря, что он не может без них жить. И вследствие того, будучи во всем счастливым, Карл с этой стороны испытал злобу превратной судьбы; но он умел делать вид, как будто не существовало никакого слуха или подозрения насчет которой-нибудь из дочерей.
20. У Карла был сын по имени Пипин, рожденный от наложницы, о которой я еще не упоминал, весьма красивый с лица, но обезображенный горбом. Когда отец, предприняв войну против гуннов, зимовал в Баварии, он, сказавшись больным, составил заговор против Карла вместе с несколькими из знатных франков, увлекших его пустыми обещаниями возвести на престол. По открытии заговора и наказании участников Карл дозволил Пипину сообразно его желанию предаться религиозной жизни и постричься в Прюмском монастыре. Еще и прежде того был составлен большой заговор против Карла в Германии, виновники которого были частью ослеплены, а остальные без повреждения членов отправлены в ссылку; ни один из них не был умерщвлен, за исключением трех, которых нельзя было иначе взять, потому что они защищались, обнажив мечи, и даже убили нескольких. Но причина и происхождение этих заговоров заключались в жестокосердии Фастрады, и в тех обоих случаях крамола произошла вследствие того, что Карл, уступая тому жестокосердию жены, слишком далеко отступил от свойственных ему добродушия и кротости. Впрочем, он в течение всей своей жизни обращался с каждым и дома, и вне с величайшей любовью и снисхождением, так что никогда никто не упрекнул его и в малейшей несправедливой жестокости, кемнибудь замеченной.
21. Карл любил чужестранцев и оказывал большие почести при их приеме, так что многочисленность их казалась, не без справедливости, обременительной не только для двора, но и для целого государства. Но он, по величию своей души, не давал большого веса таким соображениям, потому что и величайшие невыгоды в этом случае вознаграждались славой щедрости и ценой доброго имени.
22. Карл был широкого и сильного сложения, высок, но не превышал меры, ибо, как известно, рост его равнялся семи футам; голова, закругленная кверху, глаза весьма большие и живые, нос несколько более умеренного, красивая седина, лицо веселое и улыбающееся. Все это много содействовало его обаянию и достоинству, сидел ли он или стоял; хотя шея его, казалось, была велика и толста, а живот выступал вперед, но пропорциональность остальных частей тела скрывала эти недостатки. Походка Карла была твердая, все очертание тела мужественное, голос хотя звучный, но не совсем соответственный величине стана; здоровье цветущее, исключая того, что перед смертью, последние четыре года, часто страдал лихорадкой и, наконец, даже прихрамывал на одну ногу. И при этом он действовал более по своему произволу, нежели по совету врачей, которых он ненавидел за то, что они убеждали его отказаться от жареной пищи, которую он любил, и ограничиться вареной. Карл усердно упражнялся в верховой езде и на охоте — это от традиции его народа: едва ли на земле найдется нация, которая в этом искусстве могла бы сравниться с франками. Карл очень любил пользоваться паровыми ваннами при горячих источниках, часто упражнял свое тело в плавании и достиг в нем такого искусства, что, по справедливости, никто не мог его превзойти. Из-за любви к ваннам он построил в Ахене дворец и там жил постоянно, до самой кончины, все последние годы своей жизни. И он приглашал в ванны нетолько сыновей, но и знать, и друзей, а иногда даже своих телохранителей и всю свиту, случалось, что сто и более человек мылись вместе.
23. Карл носил национальную одежду, то есть франкскую. На тело он надевал полотняную рубашку и полотняные исподни, сверху тунику, обшитую шелковой бахромой, и панталоны; ноги были обвернуты в полотно до колен и обуты в башмаки; зимой он покрывал грудь и плечи пелериной (thorace), сшитой из шкур выдры и соболя; сверх всего носил зеленоватый плащ и был всегда подпоясан мечом, рукоять и перевязь которого делались из серебра или золота. Иногда он подпоясывался мечом, украшенным драгоценными камнями, но это только в высокоторжественные дни или когда приходили чужеземные послы. Иностранною же одеждой, как бы она ни была красива, он пренебрегал и никогда не позволял одевать ею себя, исключая тех случаев в Риме, как однажды, по просьбе первосвятителя Адриана, а другой раз Льва, его преемника, он возложил на себя длинную тунику и хламиду и обулся в башмаки, сшитые поримски. Но во время торжеств он носил одежды, затканные золотом, и обувь, выложенную драгоценными камнями, с плащом, застегнутым золотой пряжкой, и в золотой короне с камнями; в обыкновенные же дни его наряд мало отличался от обычной одежды простолюдина.
24. Вообще умеренный в пище и питье, Карл был еще умереннее в отношении напитков, потому что ненавидел пьянство во всяком, не говоря о самом себе или о своих. Но в пище не мог быть одинаково воздержным и часто жаловался на то, что пост вреден его здоровью. Он редко давал обеды, только по большим торжествам, и тогда созывал большое число гостей. Обыкновенный обед состоял из четырех блюд, кроме жаркого, которое обычно сами охотники подавали прямо на вертеле; и жаркое он предпочитал всякому другому кушанью. За обедом Карл слушал какую-нибудь музыку или чтение: ему читались рассказы о деяниях древних; его приятно занимали также и сочинения св. Августина, в особенности же то из них, которое озаглавлено: «De civitate Dei». Относительно вина и других напитков Карл был воздержан до того, что за столом пил не более трех раз. Летом после полуденного обеда он съедал несколько яблок и один раз запивал; потом, раздевшись и разувшись, как на ночь, отдыхал часа два-три. Ночью спал так, что не только его сон прерывался раза четыре-пять, но он даже вставал с постели. Во время одевания и обувания он допускал присутствовать при этом не только друзей, но даже если пфальцграф имел какой-нибудь спор, который нельзя было решить без него, то приказывал вводить к себе тяжущиеся стороны и, выслушав, произносил приговор, как бы он сидел на судейском месте; и не это одно: в это время он распоряжался на целый день, что нужно было сделать или что поручить для исполнения министрам.
25. Карл обладал большим красноречием и мог с легкостью выражать все, что бы ни захотел. Он не ограничивался одним отечественным языком и много трудился над изучением иностранныхязыков; между прочим, он владел латинским так, что мог выражаться на нем как на родном; но по-гречески более понимал, нежели говорил. Вообще он говорил так превосходно, что его можно было принять за учителя. С большим прилежанием занимался науками (artes liberales) и, высоко почитая ученых, оказывал им великие почести. Грамматику он слушал у Петра Пизанского, дьякона, человека преклонных лет; в других же предметах имел наставника Альбина, по прозванию Алкуин, также дьякона из Британии, саксонского уроженца, мужа весьма ученого во всех отношениях. Карл употребил много времени и труда, обучаясь у него риторике, диалектике, а в особенности астрономии. Он занимался искусством делать вычисления и с особенным любознанием и проницательностью наблюдал за движением звезд. Делал попытки и писать, и с этой целью имел обыкновение держать в кровати под подушкой таблички и тетрадь, чтобы в свободное время приучать руку выводить буквы; но труд его, как поздно начатый, имел мало успеха.
26. Проникнутый с детства христианской религией, Карл чтил ее свято и благочестиво, а потому выстроил в Ахене собор чрезвычайной красоты и одарил его золотом, серебром, паникадилами, решетками и вратами, вылитыми из отличной меди. Не имея возможности достать для его постройки колонн и мрамора, он постарался привезти материал из Рима и Равенны. Ревностно посещал церковь и утром, и вечером, ночью и за обедней, насколько ему позволяло здоровье, и особенно старался о том, чтобы все, совершавшееся в ней, отправлялось с величайшим почтением; очень часто он уговаривал церковных служителей не позволять приносить в церковь что-нибудь неприличное и нечистое и оставлять в ней. Ахенский собор был наделен священными золотыми и серебряными сосудами и ризами в таком количестве, что при богослужении даже привратники, составляющие самую низкую ступень церковного чина, не имели надобности ходить в обыкновенной одежде. Им же тщательно был устроен порядок чтения и песнопения, ибо он имел довольно искусства и в том, и в другом, хотя сам никогда не читал всенародно и пел не иначе, как про себя, или в хоре с другими.
27. Он много заботился о вспомоществовании бедным и доброхотной милостыне, которую греки называют elemosyna, и не только в своем отечестве и государстве, но и за морями, в Сирии, Египте, Африке, Иерусалиме, Александрии и Карфагене, где только узнавал о бедности христиан, и, сострадая их нуждам, посылал деньги; с этой целью он особенно заботился о снискании дружбы заморских королей, чтобы доставить тем помощь и облегчение христианам, живущим под их владычеством. В Риме из всех его святых и почитаемых мест Карл уважал церковь блаженного апостола Петра, в сокровищницы которой им пожертвованы огромные богатства в золоте, серебре и драгоценных каменьях. Первосвятителям было отправлено множество даров, и Карл во время своего управления ни о чем не заботился так, как о том, чтобы его стараниями Рим возвратил древнее значение, а церковь св. Петра могла бы чрез него быть не только безопасной и сохранной, но украшенной и одаренной преимущественно перед всеми прочими церквами. Но несмотря на все то, Карл в течение 47 лет, которые управлял государством, отправлялся в Рим всего четыре раза для исполнения обетов и на поклонение.
28. Но не эти одни причины побудили его предпринять свое последнее путешествие в Рим (800 г.); римляне, нанеся тяжкие оскорбления первосвятителю Льву (III, Папа), а именно, выколов глаза и урезав язык, заставили его просить помощи у короля. Вот почему Карл, прибыв в Рим для восстановления потрясенного порядка церкви, провел там целую зиму. В то время он получил звание императора и Августа, к чему имел сначала такое отвращение, что, по его уверению, не пошел бы в тот день в церковь, несмотря на высокоторжественность праздника (Рождества Христова), если бы мог предвидеть намерение первосвятителя1. Он перенес с великим терпением ненависть римских (византийских) императоров, раздраженных против него за принятое им звание, и победил их упорство своим великодушием, которым он, вне всякого сомнения, был гораздо выше их, посылал к ним часто посольства и в грамотах называл их своими братьями.
29. По принятии императорского титула Карл, видя большие недостатки в законодательствах его народа – а франки имеют двоякий закон (то есть салический и рипуарский), весьма различный во многих пунктах,– задумал присоединить то, чего недостает, примирить противоречащее и исправить несправедливое и устарелое; но он ничего другого не сделал, как только присоединил к законам несколько глав (capitula) и то не вполне законченных. Но зато он приказал собрать и изложить письменно устные законы всех народов2, находившихся под его властью. Также повелел записать и сохранить для памяти варварские (то есть германские) древнейшие песни, в которых воспевались деяния и войны прежних королей. Начал составлять грамматику родного (то есть германского) языка. Дал также отечественные названия месяцам, а до того времени франки употребляли смешанно и латинские, и варварские слова. Двенадцать ветров получили от него отечественные наименования, между тем как прежде едва четыре ветра имели свои названия. Из месяцев: январь был назван Wintarmanoth (Wintermonat, зимний месяц), февраль – Hornung (от Hor, грязь), март – Lentzinmanoth, апрель – Ostarmanoth, май – Winnemanoth, июнь – Brachmanoth, июль – Heuvimanoth, август – Aranmanoth, сентябрь – Witumanoth (от Witu, дерево, то есть месяц лесных порубок), октябрь – Windumemanoth (то есть месяц виноградной уборки, от windemon, лат. vindemiare), ноябрь – Herbistmanoth, декабрь – Heilagmanoth. Ветрам же были даны следующие наименования: восточный (subsolanus) – Ostroniwint; юго-восточный (eurus) – Ostsundroni; юго-юго-восточный (euroaustrum) – Sundostroni; южный (austrum) – Sundroni; юго-юго-западный (austroafricum) – Sundwestroni; юго-западный (africus) – Westsundroni; западный (zephyrus) – Westroni; северо-западный (chorus) – Westnordroni; северо-северо-западный (circius) – Nordwestroni; северный (septemtrio) – Hordroni; северо-восточный (aquilo) – Nordostroni и востоко-северо-восточный (vulturnus) – Ostnordoni.
30. В конце своей жизни (813 г.) Карл, удрученный и болезнью, и старостью, призвал к себе сына Людовика (Hludovicum), короля Аквитании, и, сделав торжественное собрание знатных франков из всей Галлии, назначил его, по всеобщему согласию, своим соправителем и наследником королевского и императорского титула, возложил на его голову корону и приказал называть императором и Августом. Это последнее предложение было принято всеми с большой охотой, ибо оно казалось внушенным ему свыше. Оно возвысило величие Карла и внушило немало страху чужеземным народам. Отпустив затем сына в Аквитанию, король по своему обычаю, несмотря на старость, отправился на охоту недалеко от ахенского дворца. Проведя в этом занятии остаток осени, 1 ноября он возвратился в Ахен. Расположившись там на зиму, Карл схватил сильную лихорадку и слег в январе (814 г.). Как обыкновенно в лихорадках, он наложил на себя диету, в надежде таким воздержанием прогнать или, по крайней мере, ослабить болезнь; но когда к лихорадке присоединилась боль в боку, которую греки называют pleuresin, а он по-прежнему воздерживался от пищи и поддерживал тело, употребляя изредка питье, смерть постигла его в седьмой день болезни по принятии им причащения на 72-м году его жизни, в 47-м году от начала его правления, 28 января (814 г.), в третьем часу дня (9 часов утра).
31. Тело его было торжественным образом омыто, одето и при великом плаче всего народа внесено в церковь и предано погребению (humatum). Сначала не знали, где его положить, потому что он при жизни не сделал никаких распоряжений относительно этого; но наконец всем пришло на мысль, что нигде нельзя приличнее похоронить его, как в том самом соборе, который он построил в том же городе и своим иждивением по любви к Богу и Господу нашему Иисусу Христу и в честь святой и предвечной Девы Богородицы. Там он и был погребен в самый день смерти, а над могилой поставили золоченую арку с его изображением1 и надписью. Надпись же была следующая:
ПОД СИМ ПАМЯТНИКОМ ПОЛОЖЕНО ТЕЛО КАРЛА ВЕЛИКОГОИ ПРАВОСЛАВНОГО ИМПЕРАТОРА. ОН ЗНАТНО РАСШИРИЛ КОРОЛЕВСТВО ФРАНКОВ И СЧАСТЛИВО ПРАВИЛ XLVII ЛЕТ. УМЕР СЕМИДЕСЯТИЛЕТНИМ В ГОД ГОСПОДЕН DCCC. XIV. ИНДИКТА VII. V. КАЛ. ФЕВР.
32. При приближении его конца являлось много предзнаменований, и не только другие, но и сам он понимал их значение. В течение трех последних лет его жизни происходили беспрерывные солнечные и лунные затмения, и на солнце целых семь дней сряду замечали темные пятна. Портик, который был построен с величайшим трудом между собором и королевским жилищем, внезапно упал и разрушился до основания. Также и мост на Рейне у Майнца, который он сам строил в течение 10 лет из дерева с великими трудами и отличной отделкой, так что казалось, он простоит вечно, сгорел в три часа от несчастного случая, и кроме мест, покрытых водой, от него не осталось ни одной щепки. Во время последнего его похода в Саксонию против Готфрида, короля данов, в один день, когда, перед восходом солнца, оставив лагерь, Карл пустился в путь, он увидел внезапно упавшее с неба пламя, пролетавшее с большим блеском по безоблачным пространствам от правой руки к левой. Пока все изумлялись, что бы могло это означать, под Карлом упала лошадь на передние ноги и сбросила его на землю с такой силой, что лопнула застежка у плаща и перевязь с мечом разорвалась; подоспевшая прислуга должна была снять с него оружие, без ее помощи он не мог бы подняться. Копье, которое он твердо держал в руке, вылетело с такой силой, что упало дальше, чем на 20 футов. Ко всему этому присоединялись частые сотрясения ахенского дворца, и в домах, где он бывал, слышали треск балок; собор, в котором он был после погребен, испытал на себе удар молнии, и золотое яблоко, которым украшалась вершина купола, было разбито и отброшено на прилегавший к собору дом епископа (pontificis). В этом же соборе на ободе, который опоясывал внутреннюю часть здания между верхним и нижним сводом, была надпись, сделанная красной краской, называвшая строителя храма, и последний стих которой кончался словами: KAROLUS PRINCEPS. Было замечено некоторыми, что в самый год его смерти за несколько месяцев буквы, составлявшие слово «Princeps», до того исчезли, что их едва можно было разобрать. Но Карл или показывал вид, или на самом деле пренебрегал всем этим, как будто бы ничего из вышесказанного не имело ни малейшего отношения к нему.
33. Карл начал составлять духовное завещание, в котором он желал определить часть в своем наследстве дочерей и детей, рожденных от наложниц, но, начав это дело поздно, не мог окончить. Раздел же драгоценных вещей, денег, платья и другого добра между друзьями и своими министрами Карл сделал еще за три года до смерти, взяв с них слово, что после его кончины этот раздел, одобренный им, сохранен будет ненарушимо. Подробности этого разделения были изложены письменно, и буквальное содержание того документа таково:
«Во имя всемогущего Господа нашего Бога, Отца и Сына и Св. Духа! Опись и раздел сокровищ и денег, находящихся в настоящее время в кладовых, как то учинено преславным и благочестивейшим государем Карлом, императором и Августом, в год от воплощения Господа нашего Иисуса Христа 811, в царствование его во Франции 43, в Италии 37, императорства же в 11, 4 индикта, и как им приказано сделать по благочестивом и мудром обсуждении, а по воле Божией исполнено. Этим распоряжением Карл желал главным образом не только обеспечить в известной форме раздачу милостыни из его казны, которая обыкновенно у всех христиан делается при торжественных событиях из их имущества, но чтобы и его наследники, отложив всякое недоумение относительно того, что кому принадлежит, ясно знали и без распрей и спора могли справедливо поделиться. В этом намерении и с этой целью он разделил все имущество и добро, состоявшее в золоте, серебре, драгоценных камнях и королевских одеждах, сколько, как было сказано, окажется в тот день в его кладовых, сначала на три части, а потом разделил их так, что из первых двух вышла 21 доля, а третья часть осталась целой. Разделение же двух частей на 21 долю было сделано потому, что в его королевстве считался 21 епископский город, и каждая часть должна была через посредство его наследников и друзей достаться каждому епископу как элемозина (милостыня); архиепископ, который управляет своей церковью, приняв часть, следующую его церкви, должен поделиться с подведомственными ему приходами так, чтобы третья часть пошла на его собственную церковь, а две трети на приходские (suffraganei). Доли, образовавшиеся из разделения двух первых частей по числу 21 метропольных городов, лежат каждая отдельно, на своем месте, с надписью города, которому предназначена. Названия городов, которым назначены подобные элемозины, или щедроты, следующие: Рим, Равенна, Милан, Фриуль (Forum Julii, ныне Чивидале-дель-Фриули), Градо (Gradus, на о. Изонцо), Кёльн, Майн, Ювава, Зальцбург тож, Трир, Сенон (ныне Sens), Везонций (ныне Безансон), Лион, Ротомаг (ныне Rouen), Реми (ныне Reims), Арелат (ныне Arles), Вьенна (ныне Vienne), Дарантазия (ныне Moutiеrs, в Савойи), Эбродун (ныне Embrun, в Дофине), Бурдигала (ныне Bordeaux), Турон (ныне Tours) и Битуриги (ныне Bourges). Та же часть, которую Карл желал сохранить в целости, по распределении и запечатании тех двух, должна остаться на ежедневное употребление, так как на ней не лежало никакого обязательства, до тех пор, пока Карл будет жив или сочтет такое употребление необходимым для себя. После же смерти его, в случае добровольного удаления от света, эта часть должна быть подразделена на 4 доли и одна из них будет присоединена к тем упомянутым 21 долям, другая отдастся сыновьям и дочерям, внукам и внучкам по справедливому разделу между ними; третья по христианскому обычаю назначается бедным; четвертая же раздается как элемозина дворцовым прислужникам и прислужницам. К этой третьей главной части, состоявшей, как и те, из золота и серебра, он желал присоединить всякие чаши из меди, железа и других металлов, посуду, оружие, одежды, дорогие и дешевые, рухлядь для всякого употребления, как то: занавески, покрывала, ковры, войлоки, кожи, попоны и все, что будет найденов тот день в кладовых и шкапах, с тем, чтобы увеличить число разделений этой части и дать большему числу людей элемозину. Капеллу, то есть церковное управление, и в ней все, что он сам накопил и что получил по наследству, приказал сохранить в целости и не подвергать никакому делению. Если же где-нибудь окажется сосуд, книга или другое какое украшение, которое по-настоящему не было им подарено капелле, то такую вещь предоставляется приобрести тому, кто ее купит по справедливой оценке. Точно так же он распорядился о книгах, которые сам накопил в огромном количестве для своей библиотеки и определил, что их может купить всякий по настоящей цене, а вырученные деньги раздать бедным. Кроме других богатств и денег известно, что есть три серебряных стола и один золотой замечательного веса и величины. О них Карл определил и постановил: один, формы четырехугольной, с изображением города Константинополя, отправить вместе с прочими для того назначенными дарами в Рим для храма блаженного Петра апостола, а другой, украшенный изображением города Рима,– епископу церкви в Равенне. Третий же, который превосходит все и работой и тяжеловесностью и состоит из трех досок с тщательным и точным изображением всего мира, вместе с тем золотым столом, по числу четвертым, определил назначить для увеличения доли, которая разделится между его наследниками и пойдет на элемозину. Это определение и распоряжение сделал и утвердил Карл перед епископами, аббатами и графами, которые тогда случились, и имена которых следуют. Епископы: Гильдебальд (Кёльнский), Рикульф (Майнцский), Арно (Зальцбургский), Вольфарий (Реймсский), Берноин (Безансонский), Линдрад (Лионский), Иоанн (Арльский), Теодульф (Орлеанский), Иессе (Амьенский), Гейто (Базельский), Вальтгавд (Люттихский). Аббаты: Фредугиз (С.-Бертинский около С.-Омера), Адалунг (св. Ведаста, около Арраса), Энгельберт (св. Рикье, около Аббевилля), Ирмино (С.-Жермен, в Париже). Графы: Валахо, Мегингер, Отульф, Стефан, Унруох, Бургард, Мегингарт, Гатто, Гигвин, Эдо, Эркангарий, Герольд, Беро, Гильдигер, Роккульф».
Сын Карла Людовик, наследовавший ему по повелению Божию, рассмотрев эту записку (breviarium), позаботился с величайшим благочестием исполнить после его смерти все предписанное им.
Окончил.
Vita Karoli magni. Изд. Pertz, Monum. II, с. 443–463.